Империя ученых (Гибель древней империи. 2-е испр. изд.)
Шрифт:
Обе части программы, предлагаемой критиками – апология «доброго правления» как морального руководства и обращение к устрашающей силе закона, – отвечали традиционным требованиям. Иными словами, речь шла о мистифицированном отображении неизменных хозяйственных посылок бытия империи, не зависевших «от субъективной воли власть имущих». В конкретных условиях политической борьбы апелляция к законности и всеобщности (включая заботу о «народе») отвечала интересам провинциальной элиты и бюрократии, монополизировавших регулярные каналы отбора чиновников и выглядящих в собственных глазах защитниками «общественной справедливости».
Переворот 159 года стал важной вехой в истории позднеханьской династии. Возвышение евнухов грозило свести на нет традиционные привилегии служилой элиты и окончательно разрушить баланс между бюрократией и верхушкой провинциального общества. Есть основания полагать, что опора бюрократии – система регулярных рекомендаций – к середине II в. утратила всякое значение. По свидетельству Чэнь Фаня, на рубеже 60-х годов в столичных ведомствах насчитывалось более 2 тыс. ланов. Чэнь Фань
Самые достойные мужи избежали оков целого света, за ними шли те, которые избежали привязанности к определенному месту, за ними – те, которые смогли избежать злословия.
Конфуций
Вполне естественно, что новые временщики из окружения Хуань-ди натолкнулись на стихийный, но яростный отпор служилой элиты. В провинции участились ожесточенные стычки между ставленниками евнухов и их противниками в административном аппарате. Среди прочих упоминается такой инцидент. Сюй Сюань (племянник евнуха Сюй Хуана), будучи начальником уезда Сяпи в Дунхае, потребовал у некоего отставного чиновника его жену. Получив отказ, Сюй Сюань велел схватить женщину, а затем «ради забавы стрелял в нее из лука и убил». Правитель Дунхая Хуан Фу арестовал Сюй Сюаня и, несмотря на предупреждения подчиненных о возможной мести императорского фаворита, казнил его. Хуан Фу сослали на каторгу [Хоу Хань шу, цз. 78, с. 17а].
Одной из самых одиозных фигур среди гаремных временщиков был Хоу Лань, также причастный к заговору против Лян Цзи. Правитель Цзибэя Тэн Янь казнил несколько десятков людей Xоу Ланя и выставил их трупы на дороге. Хоу Лань пожаловался императору, но добился только смещения Тэн Яня [Хоу Хань шу, цз. 78, с. 18а]. Правителем области был назначен Шань Цянь, брат евнуха Шань Чао, но уже через несколько месяцев он был обвинен по доносу, брошен в тюрьму и там погиб [Хоу Хань шу, цз. 38, с. 11а]. На родине Хоу Ланя, в Шаньяне, служащий областной управы Чжан Цзянь с ведома начальника направил двору доклад, в котором говорилось, что Хоу Лань незаконно присвоил себе 118 цин земли, построил 16 дворцов с парками и садами и воздвиг для своей покойной матери не по чину пышную усыпальницу. Также сообщалось, что Хоу Лань лишает людей крова, насильственно обращает их в рабство и даже грабит могилы. Хоу Лань сумел перехватить донесение Чжан Цзяня, и тогда тот, не дожидаясь ответа из столицы, самовольно разрушил гробницу его матери и конфисковал его имущество. Правителя области за допущенный произвол сослали на каторгу. Чжан Цзянь избежал наказания [Хоу Хань шу, цз. 78, с. 19а, цз. 67, с. 29а]. Приблизительно тогда же, в 165 или в начале 166 года, правитель Наньяна Чэн Цзинь по инициативе своего подчиненного Чэнь Чжи расправился с купцами, пользовавшимися покровительством евнухов. Несмотря на только что объявленную императором всеобщую амнистию, было арестовано и казнено более 200 человек [Хоу Хань шу, цз. 67, с. 31б]. Правитель Тайюаня позволил служащему его управы Ван Юню казнить двух ставленников евнуха Чжао Цзиня, местного уроженца [Хоу Хань шу, цз. 66, с. 16б]. В обоих случаях правители областей поплатились головой, но их подчиненные уцелели (по закону ответственность за действия служащих управы нес их начальник).
Накал страстей в провинции отразился и на политических распрях в столице. Служилая знать все настойчивее бомбардировала Хуань-ди жалобами на гаремных узурпаторов. Мало-помалу ее выступления возымели действие. Уже в 163 году после резких петиций ряда высокопоставленных сановников император согласился на широкую чистку администрации от приспешников евнухов. По докладу сановника Ян Бина более 50 уличенных в сотрудничестве с евнухами крупных чинов были казнены или уволены [Хоу Хань шу, цз. 54, с. 15а-б]. Между тем старые любимцы Хуань-ди один за другим сходили со сцены. Шань Чао умер еще в 160 году, Тан Хэн и Сюй Хуан – четыре года спустя. Вожди «внешнего двора» сосредоточили огонь критики на оставшихся в живых фаворитах. В 165 году Ян Бин обвинил инспектора Ичжоу Хоу Цаня, младшего брата Хоу Ланя, в грабежах и убийствах местных жителей. Имущество Хоу Цаня стоимостью в несколько сот миллионов было конфисковано, а сам он отправлен в клетке в столицу и по дороге покончил с собой. После очередного доклада Ян Бина императору Хоу Ланю пришлось уйти в отставку [Хоу Хань шу, цз. 64, с. 16б-18а, цз. 78, с. 18б]. Инспектор столичного округа Хань Янь обвинил в злоупотреблении властью сразу двух фаворитов Хуань-ди. Сначала он вынудил пойти на самоубийство Цзо Гуаня и его брата, затем попал в тюрьму и Цзюй Юань, которого выпустили на свободу лишь для того, чтобы дать ему возможность умереть дома [Хоу Хань шу, цз. 78, с. 17б]. Хуань-ди в этой ситуации явно давал понять, что он не хочет связывать себя старыми обязательствами.
В политическую борьбу активно включился и резерв бюрократии – учащиеся конфуцианских школ, в первую очередь Столичной школы, являвшейся центром притяжения честолюбивых молодых людей со всей империи. По указу 146 года в Столичную школу полагалось направлять детей всех чиновников ранга 600 даней и выше и ежегодно 50-60 ее учащихся следовало рекомендовать на службу. Хотя квота и была весьма скромной, перспектива сделать карьеру без откровенного попрошайничества и унижения привлекла очень многих. В скором времени, если верить Фань Е, численность учащихся выросла до колоссальной цифры – 30 тыс. человек [Хоу Хань шу, цз. 79а, с. 4а].
Как и следовало ожидать, мечты конфуцианских школяров не выдержали столкновения с политической реальностью. Пробиться наверх было невозможно без благосклонности со стороны отдельного лица, а завоевать ее было делом крайне сложным, недаром в среде учащихся тех лет ходила поговорка: «Чего хочешь добиться и не сможешь получить: звание „блестящего таланта, рекомендованного министром чинопроизводства“» [Хоу Хань шу, цз. 61, с. 31б]. Учащимся приходилось прилагать максимум усилий, чтобы обратить на себя внимание властей предержащих. Показателен пример некоего Чжао И, который, приехав в столицу, долгое время безуспешно обивал пороги дома правителя Хэнани Ян Чжи. «Без Чжи нельзя было приобрести известность среди тунов и цинов», – поясняет хронист. Добившись наконец аудиенции, Чжао И стал патетически жаловаться Ян Чжи на свою судьбу и так горько разрыдался, что сбежались даже привратники. Правитель приласкал просителя и дал ему должность [Хоу Хань шу, цз. 80б, с. 6а]15.
Поведение Чжао И передает сложившуюся в кругах учащихся тех лет атмосферу особого рода экзальтации и бравады, подчас не без доли эпатирования почтенных вельмож. На тернии административной карьеры учащиеся отвечали демонстративным равнодушием к богатству и почестям. Особенно колоритной в среде учащихся была фигура их признанного лидера Го Тая, выходца из незнатной семьи, снискавшего громкую славу умением «выявлять таланты». Один из биографов рисует Го Тая великаном, щеголявшим в неопрятной и залатанной одежде [Эршиуши бубянь, с. 2234]. Когда однажды Го Тай попал под дождь и углы его шапки покосились, он не стал их поправлять. Немедленно тысячи учащихся начали носить шапки «в стиле Го Тая». Несмотря на фривольные манеры, Го Тай заручился покровительством авторитетного сановника Ли Ина, благодаря чему его слава «гремела в столице» [Хоу Хань шу, цз. 68, с. 2а-б]. В борьбе за милость властей предержащих не обходилось и без острой конкуренции. В биографии Фу Жуна, другого вожака учащихся и друга Го Тая, упоминаются двое ученых, которые, пользуясь своим искусством врачевания и приобретя влиятельных покровителей при дворе, давали советы, кого брать на службу. Фу Жун, «дознавшись про их неправедность» (в чем заключались прегрешения соперников Фу Жуна, его биограф не сообщает), попросил Ли Ина расследовать поведение удачливых лекарей. Неизвестно, что предпринял Ли Ин, но не прошло и двух недель, как соперникам Фу Жуна пришлось ретироваться из столицы [Хоу Хань шу, цз. 68, с. 8а-б].
Если, управляя царством, не заботиться о служилых, то страна будет потеряна.
Встретить мудрого, поспешить прибегнуть к его советам – есть беззаботность правителя. Если отвергать мудрых, не выражать нужды в использовании их советов, отвергать служилых, то правителю не у кого будет получить совет в государственных делах.
Мо-цзы
Разумеется, в политических усобицах при дворе учащиеся твердо стояли на стороне регулярного чиновничества. Впервые их голос явственно прозвучал еще в 153 году, когда они подали сразу две петиции двору. Одна из них, подписанная несколькими тысячами человек, была направлена в защиту чиновника Чжу Му, арестованного за расправу над евнухом. Прошение возымело действие [Хоу Хань шу, цз. 43, с. 15б-17а]. Окрыленный успехом, инициатор первой петиции Лю Тао подал доклад против готовившейся тогда финансовой реформы, заодно обрушившись на могущественных временщиков дворца. И вновь Лю Тао добился своей цели [Хоу Хань шу, цз. 57, с. 8а-10б]. Спустя девять лет учащийся Чжан Фэн и свыше 300 его коллег выступили в защиту сановника Хуанфу Гуя, оклеветанного евнухами. Хуанфу Гуй был помилован, но все же выслан в родные места [Хоу Хань шу, цз. 65, с. 8б].
Петиции двору были, однако, лишь одним из аспектов политической активности учащихся. Их недовольство засильем временщиков и неудовлетворенная жажда служебной деятельности выливались в политические дебаты, критические реплики на злобу дня, отзывы о тех, кто вершил судьбы империи и боролся за власть при дворе. Своеобразное «общественное мнение», создаваемое учащимися, превратилось в постоянный и ощутимый фон политической жизни. Фань Е пишет об этом в следующих словах: «В царствование Хуань-ди и Лин-ди правители были никчемными людьми, правление расстроилось, судьба государства решалась в гаремных покоях. Ученые мужи стыдились иметь к этому отношение. Посему простые люди открыто выражали свой гнев, а мужи, не состоявшие на службе, начали высказывать свои суждения. Так они снискали славу, стали восхвалять друг друга, давать оценки гунам и цинам. Обычай судить об истинном и ложном в управлении начался с этого» [Хоу Хань шу, цз. 67, с. 4а].