Империя ускоряется
Шрифт:
Вот теперь с обзором ситуации таки всё и мы плавно переходим к 30 ноября 1978 года.
И снова 30 ноября
В прошлом году, если помните, этот день был очень насыщенным и запоминающимся, так что при воспоминании о нём у меня до сих пор мурашки по коже бегали. С самого утра, собираясь на службу, думал я о годовщине памятного сидения на диване в соседней квартире и меня сильно терзали нехорошие предчувствия. Вызвал усилием воли внутренний голос, который прорезывался обычно в экстремальных случаях, голос помолчал немного, а потом заявил, что лично он, голос, никаких проблем на горизонте
День был суматошным и бестолковым каким-то — сначала ругался с Теплоэнерго, трубу у них прорвало в Сормове, без тепла остались 25 многоквартирных домов, порядка пяти тыщ жителей. Пришлось даже на место аварии выехать и сказать с десяток дежурных фраз на камеру местного канала… к вечеру проблема рассосалась сама собой. И ещё было длиннейшее и бестолковейшее заседание по вопросам внедрения рыночных механизмов на ГАЗе. Хотя я и давал когда-то зарок ограничивать любое совещание получасом, а любую речь тремя минутами, в реальность внедрить эти стандарты не удалось — каждый выступающий разливался соловьём и остановить его было так же трудно, как и поющего Кобзона. И ещё согласовывали тендер по закупке нового трамвайного парка и новых автобусов, здесь всё же дела были немного повеселее, чем с рыночными механизмами, согласовали — трамваи скорее всего закупим чешские, которые Татры, они ломаются хотя бы не так часто, как Усть-Катавские и рижские.
В семь вечера плюнул, сел в свою копейку и рванул домой, хватит на меня сегодня, натерпелся. Снег выпадал уже, но на следующий день обычно таял, так что стояла обычная промозгло-осенняя погода с температурой в районе нуля. На дорогах огромные лужи попадались, я автоматически отметил, что надо бы с ливнёвками разобраться в ближайшее время… ну не в ближайшее, а весной так точно. Загнал копейку в гараж (всё тот же самый, дядьфедин, так и остался он мне по наследству) и поплёлся через двор в свой шестой подъезд. На скамеечке по своему обыкновению маячила вечная Полина блять Андреевна в облезлом пальто с облезлым воротником.
— Добрый вечер, Полина Андреевна, — попытался я изобразить улыбку на физиономии, — как поживаете?
На ответ я, впрочем, не рассчитывал, сроду она ничего мне не отвечала, но сегодня видно и впрямь был особенный какой-то день, потому что она сказала:
— Здравствуй, Сергей Владимирович, неплохо поживаю, а ты как?
— Да и я в целом ничего так, — в замешательстве ответил я, — погода бы получше была, так совсем всё хорошо бы было…
И что совсем уж удивительно, она не остановилась на этом дежурном обмене приветствиями, а продолжила:
— Ты не поможешь мне, Серёжа? Я там в бомбоубежище барахло своё свалила, а теперь оно мне понадобилось.
— Конечно помогу, Полина Андреевна, — бодро ответил я, — человек ведь человеку друг, товарищ и брат… эээ, некоторым сестра… так что пойдёмте, ключ-то у вас есть?
— Есть у меня ключ, — скрипучим голосом отозвалась старуха, — ещё Пенькович выдал когда-то, так и висит на связке.
— Ну тогда вперёд, — сказал я и направился к крайнему девятому подъезду.
— Не туда, — скомандовала сзади Андреевна, — через наш подъезд зайдём, так ближе вещи таскать будет.
Я нисколько не удивился, через наш, значит через наш. Она достала большую связку ключей из кармана своего облезлого пальто, погремела ими,
— Выключатель справа на стенке, как спустишься, — сказала она.
Я на ощупь прошёл по лестнице и начал шарить рукой по стенке… здорово будет, если тут неизолированное что-нибудь торчит, подумал я, но обошлось, выключатель сразу обнаружился, древняя стосвечовая лампочка загорелась под потолком, осветив нехитрый подвальный интерьер. Пол земляной, стены бетонные, кое-где лужи, по стенам идут трубы отопления и водяные, слева несколько сараев. Когда-то их много здесь было, сараев этих, но лет пять назад пожарники строго предписали все их сломать, во избежание. Сломали конечно не все, но в оставшиеся целыми теперь ничего не кладут, потому что ключи от подвала только у старшего по дому… да вот ещё у Полины оказывается.
— Осторожнее, здесь мокро, — предупредил я её и двинулся направо к бомбарю.
Здесь ничего не изменилось с предыдущих моих визитов. Начал вспоминать, когда это было и загрустил… неожиданно мысли перескочили на бабкино барахло — когда мы там с Инной и Анютой развлекались, никакого барахла и близко не было, значит она потом туда его навалила? А тут и бабка подтянулась, выудила новый ключ из связки и буркнула «Заходи, чо встал!». Зашёл, чо…
Очнулся я, короче говоря, граждане, на полу возле батареи отопления — бомбоубежища же и на зимнее время рассчитаны были, так что по проекту отапливались. Пошевелил руками, правая была ограничена в движении. Присмотрелся — точняк, запястье было приторочено наручниками к трубе отопления. Подергал ногой, то же самое, левая нога другим наручником была прикована к этой же трубе, так что я даже сесть не мог… хотя нет подтянул оба наручника друг к другу, тогда сесть удалось. Голова раскалывалась, потрогал её — слева чуть ниже макушки была здоровенная шишка. Ну дела…
— Зачем ты это сделала, Полина Андреевна? Что за шутки такие? — спросил я, сфокусировав с трудом взгляд на старухе.
Она сидела на лавочке с чрезвычайно довольным видом, и в руках у неё, граждане, был лом… маленький лом, ломик, с пожарного щита наверно сняла, подумал я.
— А это не шутки, Сергуня, — с довольным видом ответила она, — шутки на пороге этого бомбаря все закончились. Теперь всё всерьёз будет.
— Ну и что конкретно будет всерьёз? — уточнил я, одновременно взывая к внутреннему голосу, что ж ты, сука, не просигнализировал своевременно? Что ж ты, гад, под монастырь меня подвёл? Но голос молчал, как рыба.
— Сейчас, Сергунечка, я сначала тебе одну ногу сломаю, потом другую, потом одну руку сломаю, потом…
— Да понял я, понял, можно не продолжать…
— Нет, ты уж дослушай, милок — когда я тебе все ноги и руки переломаю, придёт черёд твоим рёбрам ломаться. А уж когда больше ломать нечего станет, я этот лом тебе в жопу засуну и оставлю тут помирать.
— Ясно, — ответил я, — а не боишься, что я орать начну, люди сбегутся?
— Не боюсь, дверь тут герметичная, я её плотно закрою и хоть оборись, никто ничего не услышит, касатик.
— Так, — попытался я собраться с мыслями, — а за что же это ты мне такое западло сделать хочешь, расскажи? Я вроде бы тебе никакого зла не делал…
— Думаешь я знаю, как ты меня обзывал? — зло ответила бабка, — и что обычно между именем и отчеством добавлял?
И откуда она блять это-то узнала, подумал я, карга старая.
— Ну может и было пару раз — так неужели за слова, которые может сгоряча вырвались, надо человека убивать? Может поговорим, обсудим всё, я извинюсь, да и разойдёмся мирно? — без всякой надежды продолжил я.