Империя Вечности
Шрифт:
«Война, ты ослепительно прекрасна в исторической дали, — писал Денон, — а вблизи отвратительна».
Чрезвычайные условия вдвойне осложняли любую научную работу. Слишком часто исследователь проводил в новом храме буквально считаные минуты — и тут же в спешке седлал своего осла под яростный бой барабанов. Нередко сами руины таили опасность, давая укрытие снайперам, гиенам и враждебно настроенным местным жителям. В роли мольберта могло выступать подставленное колено или верблюжий горб, а рисовальные принадлежности приходилось на ходу мастерить из обугленных щепок и оплавленных пуль. Кроме того, природа посылала одно суровое испытание за другим: песчаные самумы, испепеляющую жажду, носовые кровотечения, волдыри, глазные болезни, расстройства желудка. Люди и кони сплошь и рядом становились жертвами нестерпимого зноя, страдая безумным сердцебиением; их легкие больно сжимались, конечности сводило корчами, а мозг заполняла черная тьма — ужасная, мучительная кончина.
Тем не менее автор старался как мог. День за днем он осматривал пирамиды, монастыри, лабиринты и крепости. Решительно заходил в пещеры, лачуги, спускался в запечатанные подвалы и в петляющие подземные галереи. Ночевал в склепах, которые кишели жалящими насекомыми. Бывал и в тесных курятниках, и во дворцах на сотни комнат. Бесстрашно проникал в заброшенные селения и спотыкался о минареты, погребенные в песках. Дивился пирамидам Сахары, небесной планисфере Дендеры, карнакским колоннам, поющим колоссам Мемнона [31] и божественному острову Филе, [32] а посетив Луксор, зарисовал тот самый обелиск, что много лет спустя воздвигнется над погребальной процессией Наполеона в Париже.
31
Колоссы Мемнона — гигантские статуи, которые располагаются на западном берегу Нила в Фивах, рядом с современным Луксором. Согласно историческим сведениям, один из колоссов был частично разрушен в результате землетрясения в 27 году до нашей эры. С тех пор в трудах греческих и римских авторов упоминается странный протяжный звук, который камень издавал на рассвете. Считалось, что так Мемнон приветствовал свою мать Аврору, богиню утренней зари. Услышать голос погибшего героя приезжали многие путешественники. Статуе приписывали способности оракула, а ее голос считался знаком благосклонности богов. После реставрации по приказу римского императора Септимия Севера статуя умолкла навсегда. Позже этому удивительному явлению нашли вполне прозаическое объяснение. По всей видимости, звук возникал от ветра, скользящего по трещинам монумента, либо от вибраций, происходящих под воздействием тепла на остывший камень.
32
Храмовый комплекс на острове Филе (Филэ или Филы): храм Нектанеба I, павильон Трояна, храм Хатор и монументальный храм Исиды — один из немногих хорошо сохранившихся архитектурных сооружений времен Птолемеев.
— Представляю, как это должно быть потрясающе, — рассуждал сэр Гарднер у себя в гостиной, разбирая подходящие по цвету образцы, — увидеть все эти древности так, словно ты — один из первых зрителей.
Ринд оторвался от записи беглых заметок.
— Но вы же сами утверждали, что еще прежде в Египте бывало множество путешественников.
— Денон обладал особенно проницательным взором. Во многих смыслах это он открыл Египет для современности. После него храмы уже не те.
— Значит, Денон… Вы хотите сказать, его пристальный взгляд в каком-то смысле умалил загадку Египта?
— Денон и его восторженные последователи. Общими усилиями они лишили древние памятники былого величия, словно прошлись по ним ураганом, — это бесспорный факт.
— Получается, к тому времени, как вы попали в страну?..
— Храмы, чертоги, гробницы — слишком многие из них уже были изучены и измерены, зарисованы в мельчайших подробностях, воспроизведены в скульптуре, что, сами понимаете, заметно приуменьшило радость открытия. Оставалось одно — искать никому не известные склепы и чертоги.
Молодой собеседник увидел неплохую возможность — и не преминул ею воспользоваться.
— И сколько же вы нашли?
Знаменитый археолог пристально посмотрел на него поверх образцов.
— Сколько смог.
Ринд поспешил сделать вид, будто поглощен своими заметками.
Сэр Гарднер продолжал буравить его взглядом.
— Могу я спросить, как вам его «Путешествия»?
— Продвигаюсь… — ответил шотландец, силясь не выдать своего горячего интереса.
— И что вы думаете?
— По-моему, это просто… восхитительно.
— Разумеется, — оживился сэр Гарднер. — А знаете, что меня восхищает больше всего?
— Гравюры?
Археолог усмехнулся.
— Нет, хотя они тоже изумительны. Автора отличает глубина моральной ответственности за происходящее. Его занимает судьба страны, а не только древние руины. Денону хватает силы духа, хватает дерзости задаваться вопросами о том, каковы мотивы экспедиции. Он размышляет, не явились ли французы с тем, чтобы просто сменить мамелюков на троне, и чем вообще последние заслужили такую немилость. Причем все это — на страницах книги, посвященной главнокомандующему кампании.
Ринд кивнул.
— Да уж, редкая храбрость.
— И это при всей его осторожности.
— Скажите, а вы ни разу не встречались?
Сэр Гарднер отвел глаза.
— Ну, когда я впервые приезжал в Париж, старик еще держался молодцом… — Тут он умолк, отложил образцы и явно решил сменить тему: — А как вы смотрите на то, чтобы вместе отужинать?
Ринд невольно заартачился.
— Это слишком любезно с вашей стороны, сэр Гарднер, но я не могу, в самом деле…
— Пустяки, мой мальчик. Не желаю ничего слушать. По воскресеньям моя экономка готовит отменное жаркое под изумительной устричной подливкой. Увы, львиная доля в итоге перемещается в миску Наполеона.
Шотландец не сразу сообразил, что речь идет о собаке.
— Тогда тем более, я не собираюсь отнимать у бедняги…
— Вздор. Вы чересчур учтивы. А я так очень рад, что нашел возможность отплатить фортуне за гостеприимство сэра Уильяма Джелла. Вы ведь о нем слышали?
— Это антиквар?
— Да, и в свое время — знаменитейший. Когда я был примерно ваших лет, он пригласил меня к себе домой в Рим, а позже в Неаполь и помог досконально изучить историю Египта. Потом, будучи слишком болен, чтобы путешествовать, он послал меня в эту загадочную страну как своего заместителя. То были лучшие годы моей жизни. Увы, они миновали. Однако история порой повторяется, и довольно неожиданным образом.
Ринд не стал возражать, хотя, сказать по правде, неприятно удивился тому, что сэр Гарднер может питать в его отношении большие надежды. Молодой человек вовсе не собирался в Египет. Он преследовал одну лишь цель — раскопать неведомые секреты прославленного археолога, что бы они собой ни представляли, и разом отделаться от нелегкой шарады. Можно ли наслаждаться обществом словоохотливого и великодушного хозяина, можно ли вообще хоть чему-то радоваться, затаив в сердце подобные мысли?
По мере того как гостиная исподволь наполнялась волнующим ароматом жареной утки, Ринд увлеченно перечитывал «Путешествия», открывая для себя в записках художника необыкновенную человечность и обличительные мотивы.
«Можем ли мы ненавидеть этих людей? — писал Денон о жителях покоренных земель. — Имеем ли право умалять их достоинство, превращать в пленников? Разве не станут они для нас вечным укором, готовя богатые урожаи на могилах своих предков?»
Честно говоря, чем ближе молодой шотландец узнавал автора книги, тем ярче бросалось ему в глаза их несомненное сходство с радушным хозяином — сэром Гарднером. Оба прослыли знатоками учтивых манер и изящества в одежде. Оба чрезвычайно ценили хорошее общество и при этом по большей части вели уединенный образ жизни. Оба были одаренными художниками, дилетантами, снедаемыми страстью к подлинной красоте. Оба неутомимых путешественника снискали величайшую славу, написав знаменитые книги о Египте. В свою очередь, каждый был отмечен монаршей благосклонностью: Денон стал имперским бароном, а сэр Гарднер — королевским рыцарем. При этом, несмотря на все достижения и большую известность, оба черпали силы в неколебимой природной скромности.