Империя Вечности
Шрифт:
Тем более искусственным и до странного приглаженным казалось Ринду само посвящение Наполеону на фронтисписе «Путешествий»: «Соединить величие вашего имени с величием египетских монументов — значит связать славные победы наших дней с легендарными временами в истории. Я всеми силами стремился к тому, чтобы сей труд оказался достоин героя, которому посвящается».
В конце концов читатель решил, что не имеет права сомневаться в чужой лояльности. Остаток дня он провел, все сильнее очаровываясь легендарными приключениями, покуда сэр Гарднер нагуливал аппетит в компании терьера по кличке Наполеон, к которому был привязан всей душой — пожалуй, не менее, чем Денон — к своему главнокомандующему.
— Так вы говорите, он часто упоминает Египет?
— А если когда и отвлекается, — рассказывал Ринд, — то с явной неохотой.
У. Р. Гамильтон понимающе кивнул.
— Да, эта страна умеет вскружить голову.
Разговор проходил в достопамятном, похожем на склеп кабинете. Гамильтон восседал за баррикадой письменного стола. Глядя, как остатки эфемерных волос тщетно силятся прикрыть скальп собеседника, шотландец невольно подумал о том, что в отличие от Денона этот старик выглядит полной противоположностью сэру Гарднеру Уилкинсону — скрытный, невзрачный с виду, к тому же лысеющий; да и морщины у него не от частых улыбок, а от привычки вечно хмуриться. Гамильтон постоянно таился в тени, тогда как знаменитого археолога влекло яркое солнце.
— А как насчет Наполеона? Или Денона? О них он когда-нибудь говорит?
— То и дело, — ответил Ринд. — Думаю, последний вызывает у сэра Гарднера особенно нежные чувства.
Гамильтон фыркнул.
— Боюсь, он не имел чести познакомиться лично с этим старым мошенником.
— А вот я не уверен.
Собеседник еле заметно подался вперед.
— Прошу прощения. Он утверждал обратное?
— Честно говоря, затрудняюсь ответить. Сэр Гарднер часто склонен изъясняться намеками.
— Вот уж воистину, досадная черта характера. Кстати, он, случаем, не упоминал сэра Уильяма Джелла?
— И с очень большой теплотой. Сэр Гарднер постоянно называет себя его учеником.
— Да, это правда. Так вот, учителя тоже бесила его манера двусмысленно изъясняться.
Где-то на улице Монтегю загремел экипаж. Ринд беспокойно поерзал в кресле.
— Не могу отделаться от подозрения, будто сэр Гарднер воспитывает меня точно так же, как Джелл воспитывал его самого.
— На это я и рассчитывал.
— И кажется, с дальним прицелом — отослать меня в Египет.
— Он так и сказал?
— А чем еще объяснить подобное воодушевление?
Гамильтон просиял.
— Отличная новость, юноша. Похоже, он в самом деле берет вас под крылышко.
— Но я же… Вы понимаете?
— Что такое?
— Я не могу в Египет. И думать об этом не хочу. Ни в коем случае.
Колючие брови Гамильтона сошлись на переносице.
— Что это, юноша, на вас нашло? На свете бывают места и поскучнее.
— Нет, ни за что, никогда не соглашусь. Поверьте, я серьезно.
— Даже в интересах нации?
Ринд вспомнил разговор с королевой Викторией и едва не дрогнул.
— Нет… нет и нет, — повторил он, помотав головой. — Серьезно…
Гамильтон хмыкнул.
— Ну и ладно. Уверен, что в этом не будет необходимости. Но ради стратегических соображений с вашей стороны будет куда полезнее не отказываться от этой идеи в присутствии сэра Гарднера. Надеюсь, вы понимаете?
— Понимаю.
— Если он поверит, что сможет уговорить вас участвовать в поездке, это повысит ваши шансы подобраться к его дневникам. Видите ли, в Египте сэр Гарднер записывал все до мельчайших подробностей и к тому же чертил бесценные схемы.
— По-моему, я их видел.
Гамильтон изумленно вскинул голову.
— Еще раз прошу прощения. Он вам их показывал?
— Не совсем. Но в кабинете сэра Гарднера длинными рядами стоят переплетенные журналы.
— Он пустил вас к себе в кабинет?
— Буквально на минутку. Я мало что разглядел.
— Но ведь сэр Гарднер ни единой душе не позволяет туда заходить, даже своей экономке. Вы это знали?
— Он запирает кабинет, когда выходит, и держит его всегда на замке.
— Надо же — получить доступ к чертогу, не менее таинственному, чем все чертоги Египта… — с восторженным видом произнес Гамильтон. — Думаю, вы себе даже не представляете, какой удостоились чести. Это самый верный знак. — Он помедлил. — Думаете, вы когда-нибудь сможете побывать там… в частном порядке?
Шотландец пожал плечами.
— Поживем — увидим. Хотя сэр Гарднер и впрямь заинтересован в том, чтобы я больше времени проводил за работой. Он даже, — прибавил молодой человек приглушенной скороговоркой, — предложил мне у него поселиться.
Гамильтон склонился вперед, приложив ладонь к уху:
— Как вы сказали, юноша?
— Я приглашен к нему в дом в качестве постоянно проживающего ученика. Под лестницей как раз пустует комната…
— Правда? Да это же неоценимая возможность!
— Но я еще не дал согласия.
— Должны дать!
Ринд покачал головой.
— Нет. Вы чересчур много просите.
— Но это ускорит открытие… Ее величество будет в полном восторге!
— Нет, в самом деле, вы не можете ожидать, чтобы я… ну…
— Знаете, если он оформит постоянное кураторство…
— Но… — Ринд запнулся и снова почувствовал, что поддается на уговоры. — Э-э-э… — выдавил он, думая о национальных реликвиях. — Ладно, я еще подумаю.