Империя Вечности
Шрифт:
На обратной дороге после одной из таких достопамятных схваток — разгрома турок в районе египетской бухты Абикур двадцать пятого июля тысяча семьсот девяносто девятого года — Наполеон получил великое известие: Денон возвратился в Каир и привез очень важные новости. Правда, до города оставалось несколько дней пути; к тому времени Бонапарт уже так наслаждался предвкушением, что сознательно оттягивал встречу.
В любом случае, оставалось выполнить некоторые другие обязательства: очередной триумфальный парад, где выставлялись напоказ пленники и прочие военные трофеи; созванное наспех собрание, на котором Наполеон укорял шейхов уже за предположение, будто бы он способен проиграть битву, — а тем паче за пожелание этого; потом еще нужно было как следует потомиться в горячей ванне, постричься, сытно поужинать и нанести «визит вежливости» своей возлюбленной. Уже с наступлением сумерек, при отблесках разноцветных фонарей, зажженных вокруг дворца, Бонапарт решил, что готов к большим откровениям. Он вызвал к себе Вивана Денона и устроился в ожидании на пышных расшитых подушках, потягивая вино из кубка, наслаждаясь приятной усталостью во всем теле.
— Боже мой! — воскликнул он, когда художник наконец появился. — Что это с вами?
— Переменился? — спросил тот после объятий. — А сами-то вы давно смотрелись в зеркало? Почернели, как настоящий мавр! И что с вашей прической?
Наполеон провел рукой по сильно укоротившимся локонам.
— Не правда ли, я стал похож на Цезаря? — Он рассмеялся. — Но где же ваше тело? Куда вы его подевали?
Денон пренебрежительно отмахнулся.
— Львиная доля плоти ушла в обильный пот. Кое-что растаяло от страха. И пожалуй, очень многое было утрачено при составлении вот этих заметок. — Тут он достал раздутую папку. — Здесь вы найдете все до единого чудеса, с которыми я повстречался за время экспедиции.
Наполеон принял папку, как истинное сокровище, но не смог заставить себя прикоснуться к ее завязкам — только полюбовался обложкой из верблюжьей кожи и бросил на подушки, над которыми сразу поднялось ароматное облачко.
— Похоже, вы изрядно потрудились.
— Я работал девять месяцев.
— Девять месяцев, надо же. А кажется, будто целую вечность.
Художник пожал плечами.
— Я слышал, что и султан аль-Кабир тоже не сидел без меня сложа руки.
— Да ладно! — Наполеон собирался и сам разыграть безразличие, но любопытство все-таки одержало верх: — А что? Что вы слышали, старая перечница?
Денон опустился на мягкий диван.
— С чего бы начать? Поездка к Суэцкому перешейку…
— Я уверен, мы прокопаем там огромный канал.
— Путешествие на гору Синай…
— Кстати, вы в курсе? Меня принимала делегация киновитов. [36] Мне предложили подписать декларацию о покровительстве подобно Али [37] и Саладину! [38]
— Еще говорят, вы чуть не погибли в Красном море, волны уже смыкались у вас над головой…
36
Монахи монастыря Святой Екатерины в Египте.
37
Али-Бей (1728–1773) — бей Египта, в 1766 стал правителем Каира.
38
Салах ад-Дин (Салах ад-Дин Юсуф ибн Айюб, в европейских источниках: Саладин, 1138–1193) — полководец и правитель Египта, основатель династии Айюбидов.
Наполеон усмехнулся.
— Ну вот! Теперь у французского духовенства появился отличный повод для злорадства!
Денон покосился на ультрамариновое небо за окном.
— Кроме того, я знаю о вашей поездке на Святую землю.
— Да, я спал в Назарете и стоял на том самом месте, где Гавриил посетил Деву Марию!
— Похоже, этих благочестивых поступков для вас оказалось недостаточно.
— Само собой, — кивнул Бонапарт, удивленный тоном художника. — Куда же сейчас без военных мерзостей.
— Мне говорили, — продолжал Денон, — что в Яффе было особенно мерзко.
Наполеон не любил вспоминать о неприятном эпизоде, в ходе которого тысячи турецких военнопленных были расстреляны, забиты прикладами или же изрублены на куски, но и не собирался стыдиться случившегося.
— Весьма сожалею, — произнес он, — однако нужно быть самоубийцей, чтобы связываться с людьми подобного сорта. Думаете, я зря просиживал штаны в военном училище, оканчивал Парижскую военную школу?
Снаружи донесся грохот: пиротехники вовсю готовились к празднику пророка. Денон откашлялся.
— По моим сведениям, и в Каире тоже не обошлось без военных мерзостей.
— Всего лишь очередное восстание; я его быстро усмирил.
— Отрубив немало горячих голов, если верить молве.
— Ну разумеется. — Наполеон сощурил глаза. — Да что такое, старина? Может, вы перегрелись на солнце?
— С чего вы взяли?
— Кажется, я слышу неодобрение? Какая муха вас там укусила? Откуда этот менторский тон?
— Менторский тон? Дорогой генерал, я-то думал, что говорю, как обычно. Вернее даже, с большим восхищением. Теперь уже ясно: мантия фараона пришлась вам впору.
— Мантия фараона? А что, и вправду похоже?
— Так и видишь на этом челе золотой венец, ваша божественность.
Наполеон почувствовал, что совершенно сбит с толку. Еще недавно его забавляли препирательства со старым ворчуном, но теперь между ними словно черная кошка пробежала. Впрочем, сарказм художника соответствовал его виду — уж очень Денон исхудал, почернел на солнце и вообще переменился.
— Хватит уже обо мне! — с грубым хохотом воскликнул главнокомандующий. — Расскажите о вашем походе. Где вы успели побывать?
— От Александрии до Асуана, и всюду в моих ушах гремели ваши пушки.
— Надеюсь, вы не уставали задавать вопросы?
— У меня весь язык в мозолях.
Наполеон ухмыльнулся.
— Я тоже расспрашивал, и немало, не только здесь, но и на Святой земле.
— Как я понимаю, без успеха?
— Молчат или отвечают загадками.
Денон сочувственно кивнул.
— Ну а вы? — спросил Наполеон, встревоженный изможденным видом художника. — Как все прошло?
Денон опять посмотрел за окно: в небесах проклевывались первые звезды.
— Я видел много чудесного.
— Много… чертогов?
— О да, и великолепных.
— И что же?..
— Что?
— Старая развалина! Вы будете говорить или нет?
Денон кивнул на папку.
— Мой дорогой генерал, тут все записано.