Империя Вечности
Шрифт:
Гамильтон посмотрел на Ринда, и в его глазах заплясали блики огня.
— Еще есть мужская. Бонапартовская.
— С какими свойствами?
— Активная. Зацикленная. — Гамильтон усмехнулся. — Бесконечно возвращающийся фараон.
Некоторое время спустя, когда Ринд вышел из музея на вечернюю улицу, на воздух, пропитанный пеплом и дымом, его захватил водоворот разноречивых мыслей и чувств. С одной стороны, врожденный скептицизм не позволял безоглядно принять на веру доказательства Гамильтона; с другой — молодой шотландец чувствовал, как его неудержимо затягивает поток таинственного (что, видимо, и входило в замыслы Гамильтона), увлекая все далее от бесценных наконечников и кремней родной старины. Положа руку на сердце, хотя в этом стыдно было сознаться, Ринда прельщало величие в любых видах: национальные каменные пирамиды бледнели в его глазах перед египетскими храмами, свежая деревенская зелень — перед городской суетой, а заурядный солдат — перед личностью Наполеона; и даже акцент шотландца, казалось, стремительно утрачивал былую резкость. При мысли об этом его едва передергивало от стыда.
Сунув руки в карманы, Ринд пошагал по сумеречной улице навстречу безрадостному солнцу Лондона.
Четыре дня спустя, очутившись среди покрытых клочьями пыли перекрестных балок крыши в отчаянных поисках доступа к запертому кабинету сэра Гарднера, молодой человек неожиданно задумался, в какой же степени он теперь действует согласно замыслам У. Р. Гамильтона и не побуждает ли его к действию собственное разыгравшееся любопытство.
Без сомнения, он уже пал жертвой грез о храмах, обелисках и змеях, ползущих над хлебными караваями. При этом, не получая дальнейших подсказок со стороны гостеприимного хозяина, Ринд чувствовал, как запертый кабинет начинает притягивать его своей загадочностью не менее, чем сам чертог вечности. Поэтому стоило прославленному археологу выйти — на прогулку с собакой или в один из бесчисленных клубов, — как молодой человек пытался тайком разыскать «ключи к невидимому»: исследовал укромные шкатулки, буфеты, солонки, лаковые ларцы, обшаривал кухонные полки, виновато вздрагивая при каждом скрипе половицы или шагах экономки. Но вот однажды, в пятницу утром, экономка тоже покинула дом с явным намерением пополнить запасы в кладовых; Ринд расхрабрился, влез на стул, забрался в потолочный люк и двинулся на четвереньках по ненадежным балкам, точно расхититель древних гробниц Египта, ища потайную дверцу, отверстие, дымоход или просто щель, чтобы еще хоть одним глазком заглянуть в запретный чертог. Но все усилия были совершенно напрасны. Вскоре от вездесущей пыли и бешено бьющегося пульса у молодого шотландца помутилось в голове. Ему даже захотелось оказаться в ловушке, взаперти; и этого не пришлось долго ждать.
Со сверхъестественной неотвратимостью заскрипела входная дверь.
Торопливо попятившись, Ринд выпал из люка, приземлился на четвереньки подобно коту и поспешил спрятать стул. Ноги у него гудели, в легких пылал огонь, а в горле страшно першило. Шотландец выпрямился и принялся отчаянно стряхивать пыль с рукавов.
Сэр Гарднер возник на лестнице с аккуратно завернутым бумажным пакетом. В эту минуту он более всего напоминал контрабандиста, забывшего о маскировке.
— А, вот вы где.
— Мне послышался шум, — отвечал молодой человек, над которым по-прежнему вился дымок из пыли.
— Наверное, крысы. Знаете, сосед прикармливает голубей и так неосторожно разбрасывает крошки…
— То-то я различил воркование.
— Могу себе представить.
У Ринда все сильнее горело горло.
— Секунду. — Сэр Гарднер отпер ключом дверь кабинета, убрал туда сверток и слабо улыбнулся. — Может, немного хереса?
— Лучше чая.
Внезапно Ринд не сдержался, отвернулся в сторону и резко закашлялся в кулак. На ладони осталась красная волокнистая мокрота.
Поддавшись первому порыву — скрыть свое состояние, — он с бодрым видом спрятал руку от глаз сэра Гарднера… Но тут же зашелся в новом приступе — и выплеснул из легких алую жидкость прямо на узорчатые обои.
— Алекс! — вскричал археолог. — Что с вами?
— Ничего, — пролепетал Ринд, ища в кармане носовой платок. — Ничего страшного… Правда.
— Сейчас же иду за доктором.
— Нет… не надо. Я знаю, в чем дело, — ответил молодой человек, утирая кровь с подбородка. — Haemoptysis, [49] — проговорил он, будто творил заклинание. — Haemoptysis. Легочная болезнь.
Сэр Гарднер еще сильнее нахмурил лоб.
— Да, заболевание легких, — продолжал настаивать Ринд, подняв ладонь. — Время от времени… — он судорожно вдохнул, — бывают рецидивы.
— И вы обследовались в больнице?
49
Кровохарканье (греч.).
— Со всей возможной тщательностью.
Однако сэра Гарднера было не так легко сбить с толку.
— Я знаю одного хорошего врача неподалеку…
— Нет, нет… Оставьте. — Шотландец выдавил подобие усмешки. — Пожалуйста, все в порядке, это со стороны страшновато. Прошу вас, не стоит отнимать время у вашего хорошего доктора.
Прославленный археолог пожал плечами, по-прежнему сомневаясь, но покуда не зная, как отвечать на столь бурные возражения.
— Ну ладно. По крайней мере давайте спустимся к камину, вы не против? Я разведу огонь и принесу чего-нибудь подкрепиться.
— А вот это… было бы чудесно, — кивнул Ринд.
Всего лишь через несколько минут он с наигранным восторгом уписывал луковую похлебку.
— Надеюсь, — мягко начал сэр Гарднер, — ваше состояние не опасно для жизни?
— Конечно нет. Нужно только строго соблюдать режим. А я, признаюсь, иногда забываю об этом.
— Не стоит вести себя так опрометчиво.
Ринд кашлянул.
— Вы правы.
Сэр Гарднер задумчиво хмыкнул.
— Не мешало бы вам немного умерить прыть. «Кто никуда не торопится — долго живет». Так говорили римляне.
Ринд продолжал есть похлебку.
— Боюсь показаться последним приспособленцем, — прибавил археолог, — однако мне кажется, ваше недомогание, особенно если диагноз верен, — дает вам лишний повод пересмотреть некоторые предубеждения.
Но молодой шотландец не клюнул на эту наживку:
— Я не совсем понимаю, о чем вы.
— Видите ли, для людей, не обладающих железным здоровьем, существуют места с куда более благоприятным климатом.
Ринд опустил ложку на край тарелки.
— Я-то всегда полагал, что Египет — страна эпидемий, где процветают расстройства пищеварения.
— Эпидемии в наши дни очень редки, а думать, что ешь, нужно в любом уголке мира.
— А как же глазные болезни?
— У меня был целый букет, но воздух пустыни оказался необычайно целебен. Он может излечить и многое другое.
Ринд еле заметно покачал головой.
— Нет, я серьезно, мой мальчик. Немало найдется людей, которые жаловались на свои легкие, покидая Англию, а возвращались из Египта здоровыми и помолодевшими. Там же не знают ни изнурительных зим, ни простуд.