"Империя Здоровья"
Шрифт:
Хорошо, что склад книготорговой фирмы был, если вообще мириться с московскими расстояниями, неподалеку. Перетащив груз в складской подвал, аспирант невидяще присел там на какой-то шаткий стул и подождал, пока жар и дрожь в теле уймутся.
– Ты чего-то сегодня поторопился, - заметили ему.
Он кивнул, изможденно улыбнулся и махнул рукой. Больше вопросов ему не задавали.
Потом, в нужную меру отдохнув и прозрев, аспирант посмотрел на часы.
"Наплевать!
– решил он и железным внутренним голосом напомнил
Он поехал домой - пообедать и немного отдохнуть перед рабочим днем из своей другой, лучшей, жизни, днем, который вообще пока не начинался, но который надо было втиснуть в этот, давно начавшийся.
Не доехав до своей станции метро, он поднялся из подземелья наверх и с первым за этот день хорошим чувством двинулся вдаль, к Богоявленскому собору.
– Я хочу заказать отпевание, - сказал он, оказавшись у церковного ящика.
– Заочное?..
– вопросила матушка, коротко взглянув на аспиранта.
– Да, - дрогнув душою, ответил аспирант. Матушка дала ему нужный церковный бланк и, еще раз взглянув ему в лицо, указала пальцем место, куда вписать имя.
"Николай", - вписал аспирант.
Потом матушка подала длинную полоску бумаги, испещренную церковно-славянской вязью и пакетик с землею.
– Это - на лоб новопреставленному, - сказала она про полоску бумаги.
– А землю посыпьте крест-накрест, когда накроете его в гробу...
– Я знаю...
– невольно похвастался аспирант, и на душе у него стало еще жиже и сквернее.
Матушка назвала цену. Аспирант полез в карман, невольно отвечая глядящему в затылок ЦРУ: "Ну, это уж не ваше собачье дело!"
– Я бы еще хотел, чтобы его поминали в течение сорока дней...
– еще попросил он.
– Сорокоуст, - сказала матушка.
– Да, - ответил аспирант, что такое "Сорокоуст" еще не зная, но от этого незнания вдруг почувствовав себя легче.
– И еще две свечки... Извините, три. Вот эти, - указал он на коробку с самыми большими.
Спрятав бумажку и пакетик с землей в карман и взяв свечи, он направился к кануну.
Сначала он просто постоял перед поминальным столиком. Огоньков на нем было немного, но они грели.
Аспирант затеплил свой, высокий и как бы немного кичливый в сравнении с тоненькими свечками, что оставляли на помин подходившие к кануну бабушки.
Аспирант вздохнул и вспомнил, как надо говорить: "Упокой, Господи, душу усопшего... нет, новопреставленного раба Твоего Николая... прости ему все грехи, вольные и невольные, и даруй ему Царствие Небесное".
Потом он отыскал икону Николая-чудотворца и постоял перед ней.
Наконец, еще подумав, он встал перед Распятием.
"Господи!
– собравшись, обратился он к Богу.
– Господи! Прошу Тебя, помилуй меня грешного... или прости, или накажи, только - поскорей... Если что не так, устрой, чтобы само собой ничего не получилось...
Аспирант Дроздов потом встал на колени и крепко ткнулся лбом в бугристое основание Креста, которое должно было изображать голгофскую скалу...
Покинув храм и опять вдохнув холодный и сырой воздух, Ганнибал Дроздов раздал мелкие купюры, не взирая на лица, сирым и по-разному немощным, строившимся у паперти, - бабушкам и бомжам.
– Помяните Николу... Николая, - просил он.
– Дай Бог тебе здоровья... Николу... Упокой, Господи, раба Твоего Николая, - отвечали ему и крестились у него на глазах и за спиной.
"Ну, хорошо, - думал и убеждал себя аспирант, с новой дрожью во всем теле и новым жаром возвращаясь к метро.
– Ну, что еще я могу... Так правильно... а за остальное отвечу по статье".
...Свое единственно-настоящее удостоверение аспирант Дроздов раскрыл перед глазами пожилой вахтерши, когда вокруг уже стало темно, а над проходной института ярко светились электрические знаки: 18:12. Было похоже на год войны с Наполеоном.
– Поздновато, - подтверждала вахтерша показания огненно-зеленого хронометра.
– Работа, - отвечал ей аспирант.
– ...Зря приехал, - сказал ему в лаборатории случайно задержавшийся коллега.
– Американец был сегодня утром. Теперь обещал появиться только во вторник. Отсчитал деньги за все протоколы, какие у нас были. Завтра можешь получить свой "кусок" у шефа... Так что сегодня ударный труд уже ни к чему.
– Что, все протоколы отдали?
– не выдавая смятения, спросил Ганнибал Дроздов.
– Там осталось... по двум последним партиям. Они твои... Шеф так сказал. Мы тут решили: сам доделаешь - сам все и отдашь...
Аспирант сдержал вздох облегчения.
– Ладно, раз уж приехал...
– выражая досаду, махнул он рукой и от всей души пожелал коллеге счастливо добраться до дома.
В одиночестве аспиранта Дроздова снова немного залихорадило. Он взял в руку листок бумаги и понаблюдал, как трепещут его края. Потом он сосредоточенно посмотрел на запертый сейф и, поборовшись с искушением, решил взять себя в руки собственными силами.
"Нет, так нельзя", - сказал он себе и, набрав в грудь воздуха, выдохнул с несильным, но свирепым рычанием.
Через час главное преступление было совершено в целом: номер больницы, откуда поступила одна из последних партий образцов, был изменен. Вслед за этим номером, перескакивая из одного протокола в другой, изменились и многие другие цифры.
Аспирант страшно вздрогнул, когда в дверь постучали.
– Ты еще долго?..
– несурово полюбопытствовал охранник.
Аспирант же сурово посмотрел на свои часы. Стрелки докладывали: 19:37.