"Империя Здоровья"

Смирнов Сергей Анатольевич

– Хорошо. Где он? Телефон его дадите?
– не своим, слишком твердым голосом потребовал аспирант.

Дежурный дал.

– Хорошо. Я обязан отблагодарить вас за помощь, - приказал аспирант не столько себе, сколько дежурному, по праву желавшему жить как раньше, спокойной жизнью.
– Это ваше.

Он ткнул дежурного, точно зеленым ножом, стодолларовой бумажкой, и тот лишь мрачно вздохнул, принимая такую участь.

– Я полагаю, что всякие инструкции по поводу секретности нашего разговора не нужны, верно?
– добавил в общем-то лишнее аспирант.
–

Для безопасности всех нас...

Дежурный еще раз мрачно вздохнул.

Сам аспирант Ганнибал Дроздов мрачно вздохнул день спустя, когда обо всем договорился с каким нужно было Колей и вручил ему аванс и когда деятельная часть замысла, возложенная на аспиранта Дроздова ("Кем возложенная?" - дважды за это время вопросил себя он) сменилась как бы временным спокойствием и ожиданием грядущих результатов эксперимента. Ганнибал мрачно вздохнул, потому что приказал себе не ужасаться, и не ужаснулся, но его стала мучить совесть и, начав издалека, - с каждым часом все сильнее.

Он о многом подумал - о науке и о высших ценностях, о том, что по складу своей натуры поддался-таки тому самому мозговому искусу, что приводит умных людей к изобретению дьявольских игрушек: атомной бомбы или страшного вируса. Он подумал о том, что цель не всегда оправдывает средства и что такая банальная истина теперь довольно глубоко постигнута им на странном житейском опыте.

В конце концов он дошел до самого необходимого в этот час - до того, чтобы позвонить Аннабель, все ей рассказать и покаяться... да, да, именно ей и покаяться.

Он набрал номер и через несколько мгновений услышал ее голос.

– Аннабель!
– произнес он так глубоко, что почти влюбился уже в одни только красивые звуки ее имени.

– Привет, Ник!
– легко, от имени и по поручению всего Города Ангелов, приветствовала его Аннабель.

– Я сделал одно большое дело, - неторопливо сообщил аспирант, по мере доклада как бы теряя силы и настроение.

Тут он собрался, изменился, сознательно похолодел и начал с простого:

– Это дело потребовало финансирования.

Никаких проблем!
– как-то чересчур радостно, удовлетворенно и вообще чересчур одобрительно проокала на своем языке американская шпионка.

Не то чтобы опешив, но вроде того, аспирант страдальчески улыбнулся в трубку:

– Я хотел бы с вами встретиться.

Он и сам заметил, что попросил о встрече вовсе не тем тоном, что раньше. И вообще получалось, что о встрече впервые попросил он: получалось, что встреча уже была нужнее ему, чем ей.

– Где?
– тихо спросила Аннабель, конечно, почувствовав это и удивившись этому.

– Как всегда, - сладив с голосом, сказал аспирант.
– Под землей.

Там, под землей, в приятно желтых стенах станции "Спортивная", аспирант Дроздов рассказал агенту ЦРУ все, ничего не утаивая и не утаивая своих с каждой минутой все более покаянных чувств.

– Я понимаю, что дело надо довести до конца...
– сказал он три раза, почти не замечая, что повторяется.

Аннабель слушала его и смотрела на него большими темными глазами, и больше сказать

о ее глазах ничего нельзя.

– Я знала, что вы придумаете что-нибудь невероятное ("incredible"), - сказала она сначала, когда аспирант замолк и взглядом попросил ее говорить.
– Русские всегда придумывают что-то невероятное.

– Ну уж...
– по-русски же буркнул аспирант и мрачно кашлянул.

Потом Аннабель сочувствовала аспиранту, все понимала и к тому же понимала, что все это дело можно рассматривать как грех. Она спрашивала Ганнибала о том, о чем и сам он все время спрашивал себя и отвечал самому себе так же, как теперь отвечала и сама Аннабель на свои же вопросы. Он только кивал. Она рассуждала о том, что ожидало бы умершего бездомного в ином случае: кремация и в лучшем случае задворки какого-нибудь кладбища, а то и... Аспирант кивал, предполагая и "а то и..." Теперь "ИМПЕРИЯ ЗДОРОВЬЯ", если и вправду заметит приманку, то всего-навсего проверит результаты анализа еще раз и, заметив ошибку, хотя и необъяснимую, скорее всего оставит тело в покое. Даже если они будут проводить все анализы в своей штаб-квартире, на Каймановых островах, то и тогда, можно не сомневаться: они либо вернут тело обратно, либо кремируют его и предадут земле, как полагается, потому что даже такие скверные фирмы там, у них, уважают элементарные права человека.

– Права человека, - пробормотал сначала по-английски, а потом по-русски аспирант Дроздов, мрачно кивая.

– Что-то не так?
– участливо спросила Аннабель.

– Все в порядке, - встряхнулся аспирант.
– Все в порядке. Доведем дело до конца. Остальное - мои проблемы... Может быть, старый Никола смеется там над таким приключением. Он был веселым стариком, со своей философией.

Наблюдая за немощной улыбкой аспиранта, Аннабель сама улыбнулась так, будто у нее только что прошла оскомина.

– Ник, вы говорили о... о финансировании проекта, - перестав улыбаться, решительно напомнила она.
– Этого хватит?.. Для начала...

Она приоткрыла самый большой боковой кармашек своего разноцветного рюкзачка, и аспирант Дроздов, заглянув туда, зримо вздрогнул. Для него, русского аспиранта, сидеть с такой пачкой долларов посреди Москвы означало сидеть в обнимку, причем на виду у всех, с противопехотной миной. Объяснять это зарубежному специалисту по этнопсихологии он не решился. Он немного подумал, приходя в себя, и сделал вывод, что этот случай неординарен и для американки: уж такие сложились обстоятельства, действительно странные.

– Тут десять тысяч...
– тихо сказала Аннабель, но подошел поезд, и аспирант поднял указательный палец.

Когда поезд ушел, Аннабель торопливо добавила:

– Я предполагала, что траты будут необходимы. Это мои сбережения как раз для дела, для нашего дела. Если потребуется больше, я смогу снять со счета еще десять тысяч.

– Это очень много, - переведя дух еще раз, сказал аспирант.
– Так много... не потребуется.

Я уверен... Я почти уверен... Я не могу брать все. Я возьму только тысячу. На всякий случай.