Империя желания
Шрифт:
У нее нездоровая одержимость этим. И молочными коктейлями. И вообще всем ванильным. Она клала его во все, что я ем или пью, пытаясь переманить меня на свою сторону.
Я протягиваю руку и отбрасываю рыжеватую прядь от ее лба, и моя рука задерживается там, а затем медленно скользит к ее покрасневшей щеке.
Я знаю, что должен чувствовать себя виноватым. Я должен черт возьми жалеть и каяться каждому богу на планете за то, что трахнул дочь моего лучшего друга и мне это понравилось. И думаю о том, чтобы повторить это. Что
Но я не чувствую за все это вину.
Потому что я больной ублюдок и не извиняюсь за это.
Какой смысл признаваться, если вы не прекращаете действовать? И нет, я точно не собираюсь останавливаться.
Не сейчас, когда я почувствовал ее вкус.
Не сейчас, когда она официально моя.
Блядь. Мне нужно положить конец этим гребаным мыслям, потому что мой член упирается в ткань штанов с необходимостью действовать в соответствии с ними.
Я начинаю убирать руку, но она ловит ее своей и мягко кладет себе под щеку, как будто я новая подушка.
Раньше я отстранился бы и пошел в свою комнату, и попытался бы справиться с собственными проблемами со сном, но не в этот раз.
На этот раз я лежу на боку лицом к ней, глядя на ее мягкие черты лица с мечтательным выражением на нем. Затем мои руки касаются этого лица, и я убираю ее волосы за ухо.
— Не уходи… — бормочет она, вероятно, думая об отце или, может быть, о матери.
Но я говорю:
— Я никуда не уйду, малышка.
* * *
Я просыпаюсь от боли.
Мой член. Это чертовски тяжело и мучительно.
Я глубоко стону и открываю глаза. Обычно я сплю голым, потому что любое трение об одежду вызывает гребанный дискомфорт.
Я собираюсь наклониться и поправить его, когда мой взгляд встречается с очаровательными глазами-хамелеонами. Они такие яркие и блестящие, как будто зелень погубила все остальные цвета.
— Ты спал здесь, — выпаливает она, как будто ждала, когда я проснусь, чтобы могла произнести эти слова.
Блядь. Я здесь спал, а уже раннее утро. Обычно я не сплю так крепко. Я вообще не сплю, если сначала не истощу свое тело в спортзале.
Но я сделал это. Прошлой ночью. Даже в одежде.
— У меня не было выбора. Ты держала мою руку в заложниках, — я киваю в сторону ладони, которая все еще находится под ее щекой, и к тому, как она сжимает мое запястье.
— Мне все равно. Это все еще имеет значение, — она приближается к ней на дюйм, и я стону, когда ее бедро касается моей бушующей эрекции.
Она смотрит вниз, ее глаза расширяются.
— Это выглядит болезненно.
— Чья это вина?
Она садится, и простыня спадает, обнажая ее грудь, и я автоматически смотрю на нее. Мне нравится, что ей комфортно быть обнаженной рядом со мной. Она даже не пытается больше от меня прятаться.
— Моя?
— Да. И знаешь, что это значит?
Она качает головой, хотя ее глаза сияют, все
— Это означает, что ты позаботишься об этом.
Ее зубы впиваются в уголок губы.
— Позабочусь?
— Достань мой член, Гвинет.
Она карабкается между моими ногами, ее маленькие ручки теребят мою молнию, затем боксеры, пока между ее ладонями не оказывается моя толстая эрекция.
— Что мне теперь делать? — она перевод взгляд с моего члена на мое лицо, и снова это доверие. Она верит, что я скажу ей, что делать, и сделает все это. Никаких вопросов не было задано.
— А теперь прикоснись к нему своими красивыми губками и пососи.
Она гладит меня несколько раз вверх-вниз, и я стону. Мой член становится все тверже с каждым ее невинным движением. Но в ее глазах нет ничего невинного.
— Я всегда хотела это сделать, — она облизывает губы. — Я тренировалась.
Красный туман закрывает мне глаза при виде того, как она сосет у кого-то еще. Картина, на которой она раскрывает эти губы тому парню с необычным байком, поразила меня с чертовой яростью.
Это нелогично, в этом нет никакого смысла, но он есть и вызывает пожар в моей груди.
— Ты тренировалась? — спрашиваю я со спокойствием, которого не чувствую.
— Да, как ты думаешь, почему бананы — мой любимый фрукт? Но ты крупнее… и… я не думаю, что смогу взять тебя полностью. Но я хочу, — она наклоняет голову и лижет головку моего члена и каплю предэкулята.
Я резко втягиваю воздух, когда она берет меня в рот, как можно больше, смотря как она сосет и на впадинки на её щеках. Ее движения неопытны, и это чертовски возбуждает. Недостаток опыта она компенсирует чистым энтузиазмом.
Ее голова качается вверх и вниз, пока она сосет и лижет, и я хватаю ее за эти пряди, моя рука сжимает их.
Как будто моя хватка подстегивает ее, ее движения становятся длиннее, но выходят из-под контроля. Она придерживается своему темпу, продолжая ласкать пальцами мои яйца.
— Черт, — стону я. — Я люблю твой рот, Гвинет.
Она ускоряет темп, и я использую ее волосы, чтобы удержать ее на месте, пока качаю бедрами, ударяя ее по горлу.
Она бормочет и задыхается, но не пытается оттолкнуть меня. Во всяком случае, она сама призывает меня к действиям. Она раскрывает губы как можно шире и позволяет мне трахнуть ее в рот.
И я делаю это. Я толкаюсь вперед, пока напряжение не станет невыносимым, пока вся моя кровь не устремляется туда, где ее кожа встречается с моей, и она передает мне право использовать её рот так, как я считаю нужным.
Мышцы спины напрягаются с каждым рывком бедер, и я чувствую, как оргазм разрывает мои яйца.
Прежде чем я осознаю это, в воздухе эхом разносится рычание, когда я кончаю ей прямо в горло.
— Не глотай, — приказываю я, вытаскивая свой член из ее влажного и теплого рта.