Империя желания
Шрифт:
— Как-то ты сказал мне, что причина субъективна. Это означает, что то, что ты считаешь разумным, полностью отличается от того, что делаю я.
— Правильно.
— Тогда не говори, что я поступила необоснованно, хорошо?
Прежде чем он успевает сформировать мысли или теории, я хватаю его за лацкан пиджака, прижимаю свою грудь к его и встаю на цыпочки.
В тот момент, когда мои губы касаются его, я думаю, что достигла другого уровня существования, о котором даже не подозревала. Они такие мягкие и теплые,
Я прижимаюсь к его закрытому рту и даже высунула язык, чтобы лизнуть его нижнюю губу. Это выглядит нерешительно и неловко, но я не останавливаюсь.
Я не могу.
Боже. Вкус его губ даже лучше, чем в моих запретных фантазиях.
Он не открывает рта и не целует меня в ответ, и все его тело превращается в гранит.
Поскольку я была свидетелем того, как он боксировал с отцом бесчисленное количество раз, то знаю, что у него стальное тело, но ощущать его мышцы собственным телом это совсем другое.
Если бы я могла остаться в этом положении на всю жизнь, то мгновенно бы выбрала это.
Черт, я готова смириться с неизбежными всплесками опустошения, если это означает, что мне придется переживать этот момент снова и снова. Если мне удастся выжить после этого, то все оставшиеся годы придется как-то жить с этим.
Однако мой небольшой порыв радости прекращается, когда меня оттягивают назад за волосы.
Я запрокидываю голову и смотрю в его суровые глаза. В них дикая тьма, которая соответствует тому, как его пальцы стиснули мои волосы. Это глубокое черное течение, и я попала в его ловушку.
— Больше никогда не делай этого. Поняла?
Мои губы дрожат, но я не могу не облизывать их, его вкус на них. Глаза Нейта наблюдают за этим жестом, и мускул сжимается на твердой челюсти. Это такое маленькое движение, но сейчас оно кажется таким огромным и важным.
— Скажи, что ты понимаешь, Гвинет, — говорит он, все еще глядя на мои губы, прежде чем переводит взгляд на мои разноцветные глаза.
— Я-я понимаю.
Если я ожидала, что эти слова успокоят его, то это не так. Его челюсть сжимается еще раз, и он отталкивает меня, освобождая мои волосы от крепкой, восхитительной хватки.
Он один раз качает головой, затем разворачивается и уходит. Его шаги длинные и уверенные, а плечи напряжены, но на этот раз все по-другому.
Я смотрю на его спину, облизывая губы и перебирая браслет, по моей щеке катится слеза, когда я бормочу:
— С днем рождения меня.
Глава 1
Гвинет
Два года спустя
— Папа!
Я бегу вниз по лестнице к входной двери, мои кроссовки стучат по мрамору с каждым шагом.
При звуке моего голоса он останавливается и поворачивается ко мне с вопросительным взглядом и улыбкой.
Папа всегда улыбается, когда смотрит на меня.
Наша домработница Марта говорит, что я единственная, кто заставляет его улыбаться от всего сердца. Так что я отчасти горжусь тем, что обладаю суперсилой, заставляющей «дикого дьявола», как его окрестили СМИ, улыбаться только мне.
Но СМИ — это сборище придурков, потому что они забывают, что он был таким набожным отцом-одиночкой с детства.
Папа не сильно постарел. В свои почти тридцать восемь, у него все еще крепкое телосложение, которое подчеркивается костюмом. Он высокий и широкоплечий, у него восемь кубиков. Без шуток. Он самый здоровый человек из всех, кого я знаю. Но у него также есть несколько возрастных границ, которые делают его самым мудрым — не считая определенного человека.
Кроме того, взгляд его серо-голубых глаз, тех глаз, которые смотрят на меня с любовью, может убить. Я могу сказать, почему многие люди находят его устрашающим и абсолютно жестоким. Когда у кого-то есть такое состояние, внешность и личность, люди либо приклоняются, либо остаются в стороне.
Но опять же, у меня есть суперсила быть его единственной плотью и кровью.
— Ты забыл свой телефон, — я машу им перед ним и пью ванильный молочный коктейль — мой вариант утреннего кофе.
Папа вздыхает и берет телефон. Он не из тех, кто когда-либо что-либо забывает — его память как у слона, но кажется, что в последнее время он был озабочен больше, чем обычно.
Может случилось что-то важное. Или виноваты его нескончаемые судебные баталии с моей сводной бабушкой Сьюзен. Клянусь, ни один из них не отступит, это будут вечные судебные процессы, пока один из них не умрет.
Положив телефон в карман, он ущипнул меня за щеку.
— Что бы я делал без тебя, мой маленький ангелок?
Я отступаю.
— Эй! Я уже не маленькая. Месяц назад мы отметили мое двадцатилетие.
— Ты всегда будешь для меня малышкой. Кроме того, ванильный молочный коктейль по-прежнему остается твоим любимым напитком, что подтверждает мою теорию.
— Он приносит мне счастье.
— Ага.
— Я действительно выросла. Видишь, какая я высокая?
— Неважно, какого ты роста или сколько лет. Ты всегда будешь для меня маленькой.
— Даже когда буду старой, морщинистой и заботиться о тебе?
— Даже тогда. Смирись с этим.
— Ты безнадежен, папа.
— Гвинет Кэтрин Шоу, кого вы называете безнадежным?
Я поправляю его кривой галстук и изображаю грусть.
— Некого Кингсли, который стареет, но отказывается встречаться с кем-то.
— У меня есть маленький ангел, и поэтому мне больше никто не нужен.
— Я уйду однажды, папа.
— Нет, если у меня есть право голоса.
— Ты собираешься оставить меня одинокой навсегда?