Империя Зла
Шрифт:
Меня провели в дальний угол, усадили в широкое просторное кресло. Тяжело дыша и вздрагивая словно от нервного стресса, я исподлобья оглядывал зал. Яркий электрический свет, два широких стола, четыре ноут-бука, на стене простая карта, из тех, которые называют «политическими».
В комнате было трое, все крепкоплечие, каждый килограммов под сотню, но ни капли жира, одни мышцы из провитаминенных эластичных канатов. Двое с широкими рязанскими лицами, которые почему-то считаются типично русскими, а третий типично славянского типа: с вытянутым лицом, высокими скулами, массивным подбородком,
У этого третьего на плечах погоны были другого типа. Звания я как не различал, так и не собираюсь, для меня что маршал, что прапорщик – одна скотина, а скотиной перестает быть, когда снимает мундир, да и то не сразу.
– А, – сказал он, – окидывая меня бараньим взором, которым принято у них считать цепким и проницательным, – советничек... Садитесь, располагайтесь.
Я плюхнулся на стул тяжело, дышал с хрипами, хватался за левую половину груди, болезненно морщился. Идиот, надо бы носить для таких случаев валидол или какую там дрянь глотают, выглядело бы убедительнее, но как – то не учел при всей своей футурологичности, что это хватание и запихивание в машины войдет в систему. Все-таки я старомоден, если представлял работу ученого-футуролога как протирание штанов в кабинете, пусть даже за Pentium-II и по уши в Интернете.
– Как вы... смеете... – прохрипел я. – Что вы... себе... позволяете...
Он поморщился:
– Оставьте. Мой отец отжимается от пола тридцать раз, а я только двадцать. Он старше вас на три года.
– Я не ваш... отец... – проговорил я с трудом.
На меня посматривали настороженно, стволы автоматов уже не смотрели в мою сторону, но я чувствовал, что меня почему-то опасаются. Офицер ухмыльнулся:
– Мы знаем, что ваш индекс здоровья вполне, вполне!.. Знаем и то, что осталось после того, как вы побывали на засекреченном объекте за городом, который гордо именовали военной базой. Так что не хватайтесь за сердце, не хватайтесь. После того, что вы оставили разгребать бульдозерам, я бы сказал, что сердца у вас как раз и нет...
Офицер, который меня доставил, сказал с интересом и уважением профессионала к другому профессионалу:
– Зато голова, как я понял, есть.
Первый буркнул:
– К сожалению, еще и руки! Не стыдно для ученого-теоретика?
Я, все еще сохраняя страдание на лице, прошептал:
– Я не знаю, кто ваш отец... Зато знаю, кто ваша мать...
Они смотрели вопросительно, только один из десантников хохотнул баском, сообразив, что я очень интеллигентно обозвал полковника сукиным сыном, заодно оценив и его мать, а я в свою очередь отметил этого здоровенного парня как более опасного, чем эти с золотыми погонами.
Глава 42
Сделав вид, что я кое-как отдышался, но только едва-едва, я спросил неверящим голосом:
– И что, вот так все просто? Государственный переворот, а ни танков, не бомбежек, не орудийной канонады?.. Даже в Кремле все тихо?
Он победно показал зубы, белые и ровные, как у киногероя:
– Я мог бы сослаться на блестящую организацию, что и на самом деле... Но с другой стороны, в России такое творится, что всем на все наплевать. Вы еще не стали быстрыми и злыми, не стали! Если сказать, что завтра всех перевешаем, то спросите только: свою веревку нести, или же казенная будет...
Английский акцент проступал все яснее пока из-под него не вылез американский, наглый и покровительственный, сразу на «ты», как слуге.
Я стиснул челюсти так, что заломило в висках. Каждое слово било в мозг, как долотом. Штатовец прав, самая великая беда России, что народ за века сумели сделать покорным и богомольным. Церковь со времен князя Владимира и до сего часа велит кланяться и подчиняться любой власти. Любой. Даже если власть захватят вообще марсиане. Даже папуасы восстанут, а русские... подставят шею под ярмо.
– Но почему я? – вырвалось у меня.
Офицер пожал плечами:
– Да не льстите себе так уж сильно. Интернированы все члены правительства. Краснохарева арестовали в его же кабинете... иных, ну, пока под арестом все.
– Не может быть!
– Просто старались брать поодиночке, чтобы не так заметно. Но когда не удавалось, то хватали и скопом.
Хотят сохранить, понял я, как символ легитимной передачи власти. Свергли, дескать, одного диктатора, а все члены правительства на месте, все работают, ничего особенного не случилось, все по домам, ребята. Работать надо!
А потом избавятся и от нас.
По спине пробежал холодок страха. Не потому, что где-то пристрелят, я в самом деле живу согласно взглядам, которые проповедую, а что рухнет такое великое деяние. Ведь кто-то из членов правительства, если не все, могут не просто смириться с арестом Кречета, но и войти в состав нового правительства. Профессионалы, умеют работать. А в привычных условиях работать проще.
– Если вам так важно сохранить нам жизни, – сказал я напряженно, – то здесь не просто замешана чужая рука. Она вот-вот покажется... и возьмет вожжи!
Американец с интересом оглянулся:
– Ого! Почему так решили?
– Если бы переворот делали только наши ваньки, – сообщил я, – то здесь бы всю площадь залили кровью. Как делалось сотни раз. И никто бы ничего не сказал: свои пауки грызутся. Но если придет чужой, то ему сразу надо показаться ласковым да добреньким... Так?
Он кивнул, глаза все еще смеялись, но в них появилось уважение:
– Кречет не зря вас избрал советником. Да, мы в открытую покажемся завтра-послезавтра. Одновременно с финансовой помощью в пару миллиардов. Транспортные самолеты прочно забросят в Москву партии бесплатной водки. Словом, когда пьяный народ узнает правду, он скажет, что лучше американцы, чем Кречет. Что-то не так?
Я уронил голову. Во рту пересохло, язык царапал горло. В груди был жар, словно туда натолкали горящих углей. Штатовский советник кроваво, подло, гадко, но все-таки прав. Они уже изучили нас. Еще с тех времен, когда начали готовить Октябрьский переворот, устраивали забастовки на нефтяных разработках в Баку. Может быть даже раньше, когда наш флот пришел на помощь восставшим против Англии американским колониям. Любое благодеяние не остается безнаказанным: екатериновская Россия единственная из всех стран показала свои мускулы и на той стороне планеты. Англия что, уже носит в зубах тапочки за могучим хозяином.