Империя. Цинхай
Шрифт:
– Николь… - позвал он, но та опять залепила воском уши по отношению к нему. – Николь! Функция «игнор» активизирована?
– Тебе наливать? – добродушно спросил у него Тэкён, блаженствующий, что именно на его колено приземлилась одна из девиц.
– Нет, - отрезал Сандо и, подумав, добавил: - Можно мне вот эту девочку забрать?
– Вот так просто? – с появившимся в голосе недовольством сказал Тэкён.
– Она моя, - не сдерживая больше того, что чувствовал, бросил золотой. Николь обернулась к нему через плечо:
– Я больше не твоя! Ты бросил меня! Ты
– Николь… - попытался остановить её Сандо, но она уже подскочила с колена дракона.
– Что? Что ещё ты скажешь?! Разве я не права?! Разве ты не отказался от меня?! – Хара произнесла «о-оу», и отпила виски, улыбнувшись Тэкёну, намекая, чтобы тот и думать забыл в том направлении. А Николь уже было не вернуть в спокойное состояние, она расходилась и принималась скандалить: - Что теперь ты хочешь? Я ненавижу тебя! Ненавижу! Ты спал с Эмбер! Ты спал с Эмбер! Как ты мог? Как?! – кричала она, закипев и заливаясь слезами.
– Извините, - обратился Сандо к присутствующим. – Я всё-таки её заберу.
Подхватив девушку, он утащил её в их с Тэкёном спальню, закрыл за ними дверь, включив прикроватные бра.
– Я ненавижу тебя, ненавижу! – лупила его, пинала ногами, отбивалась Николь, пока Сандо обнимал её и привлекал к себе, стискивал в руках и потихоньку начинал целовать, от макушки, от растрепавшихся волос и к щекам, к сыплющим ядом безостановочно губам. – Ненавижу! Уйди от меня! Трахай Эмбер! Трахай! Ты спал с ней ещё при мне, да? У вас была интрижка? Ты изменял мне! Изменил! Я ненавижу тебя! Ты мне противен! Противен!
– Что же ты здесь делаешь? – шепнул ей на ухо Сандо, заведя за него волосы и поцеловав в середину, потом тронул зубами мочку уха. Николь вздрогнула.
– Я делаю, что хочу и где угодно!
– Не самое подходящее время ты для этого выбрала, Синьцзян и Цинхай уже не дружат, ты не заметила?
– Мне плевать на дела отца! Плевать на Энди! И на тебя плевать! – Мужчина снял с неё кружевную маечку, сомкнув ей руки, чтобы она не сопротивлялась и не порвала одолженную у Дами вещь. Теперь Николь до пояса стояла обнажённая, как и он, но продолжала задыхаться от гнева и слёз, брыкаясь. – Я не прощу тебя, никогда не прощу! Я думала… я верила…
– Разве я не предупреждал? Разве я не говорил тебе прямо, чтобы ты ни на что не надеялась? – взял её за подбородок Сандо и посмотрел в глаза. – Ты сама погрузила себя в иллюзии и самообман, я всегда честно говорил о намерениях.
Она смотрела ему в глаза, не в силах отвернуться, потому что мешала его рука, и потому что сердце её навек было приковано к этому взгляду, строгому, властному и сгибающему её волю, но всё-таки очень тёплому. Такого тепла для себя она никогда и нигде не находила. Что бы ни делал Сандо, она всегда знала, что он не причинит ей вреда, не ударит, не сделает больно, разве что морально. Она не знала, что он думает о ней и какие у него планы на будущее, и есть ли они вообще, но почему-то рядом с ним ей делалось очень хорошо и надёжно.
– Но я-то… - дрожа и затихая, облизывая с губ солёные слёзы, сказала Николь, - я-то… люблю тебя. Мне что прикажешь делать?
Он
– Уметь ждать. Верить мне. Быть моей, - прохрипел шепотом Сандо и впился в её губы. Николь задохнулась. Её руки бросились навстречу ему, обвили его шею, втянулись в поцелуй уста, не желавшие знать дно этого блаженства.
Золотой спустил с неё пижамные штаны, вместе с трусиками, разом, посрывал остатки одежды с себя, швырнул Николь на кровать и, не требующую дополнительных ласк, возбужденной, взбудораженной и истомившейся по любви, мужскому телу и Сандо, овладел ею жестко, грубовато. Когда он вонзался в неё до упора, она вскрикивала, никого не стесняясь, не боясь быть услышанной. Она рычала вместе с ним, когда он, перевернув её и положив на живот, бился о её бёдра, она тряслась от оргазма и мелко подрагивала ногами, слегка схваченными спазмом после взорвавшегося внутри удовольствия. Им хватило каких-то пятнадцати минут, чтобы обессилеть и кончить, дольше Сандо уже не мог сдерживаться, он так давно мечтал снова забраться на Николь и отодрать её, как следует. А потом ласкать, ласкать без перерывов, баюкая на руках, касаясь гладкой кожи, накрывать своей нежностью с головой, чтобы улыбка не сходила с её лица, когда она будет засыпать и просыпаться.
Упав рядом, золотой притянул девушку к себе, положив её голову на своё плечо так, чтобы губы оказались в ближайшем доступе, и после каждого глубокого вздоха, которым он восстанавливал дыхание, они соединялись в поцелуе. Николь мягко скребла его грудь кончиками пальцев, проверяя реальность происходящего, что это не сон, и Сандо не испарится, её движение будто бы выдавало её потаённое желание докопаться до его сердца и спрятаться в нём, поселившись навсегда. Приходя в себя, они начали слышать голоса на кухне, звон стаканов, смех. Пелена страсти рассасывалась, возвращая к жизни.
– Хорошие у тебя подруги, - заметил наёмник.
– Должно же было хоть с чем-то повезти, - ответила с сарказмом Николь.
– А как же я? – пошутил Сандо.
– Моё наказание…
– Что сказал Энди?
– Ничего, отругал за глупость. Сказал, чтобы завтра же выметалась из Цинхая, пока он не передумал.
– Ты полетишь?
– Нет. Ни за что! Мне плевать на них всех, я не могу снова потерять тебя.
– Не потеряешь, - решившись, сделал Сандо заявление. – Я найду способ оказаться в Синьцзяне.
Николь, удивленная, приподнялась на локте.
– Вообще-то… Я уже думала об этом.
– И?
– Мы с Харой сочиняли… Она сообразительная.
– Я успел заметить.
– Мы обсудили это с Ники. Брат видел, что я ни за что не выброшу тебя из головы, он видел, как плохо мне без тебя, и он согласился… если согласишься ты…
– Соглашусь на что?
– Наняться отцу. Моим телохранителем. Подписать наёмнический контракт на следующий год…
– Ты хоть представляешь, сколько стоит мой год? Я первый наёмник Утёса. – Николь только засмеялась.