Имперские войны: Цена Империи. Легион против Империи
Шрифт:
Катафрактарии Агилмунда разметали бегущих и вынеслись на оперативный простор. Путь им (повинуясь команде) попытались преградить легионеры оказавшейся ближе прочих восьмой когорты… Они бы не остановили катафрактариев и в твердом строю, а уж на бегу… Все, кто не успел увернуться, оказались на земле. Численное превосходство не имело значения. Легионер силен в строю, а строй исчез, едва копья всадников коснулись щитов бегущей пехоты.
Увидев, какая участь постигла восьмую когорту, кентурион-пил седьмой когорты плюнул на команду начальства, остановил своих и занял оборону. Неплохая мысль,
Но общей истории это не изменило. Втоптав в землю личную охрану легата Четвертого Флавиева, парни Агилмунда сделали то, что им было поручено. Аквила Четвертого, золотой орел с распростертыми крыльями, пал наземь, а его место занял другой Орел. Сидящий на голове Быка. Аквила Первого Германского.
Гордо заревели буккины. Битва была окончена.
Согласно законам Рима отныне Четвертый Флавиев легион прекращал быть и подлежал расформированию.
Впрочем, до последнего дело не дошло.
Более того, всё закончилось довольно мирно.
Разбежавшиеся и не разбежавшиеся легионеры Четвертого были собраны вместе (под присмотром парней Первого Германского), и Черепанов торжественно объявил им, что их легат – предатель и негодяй, выступивший против своего императора. В доказательство этих слов префекту лагеря и примипилу было предъявлено предписание о передислокации Первого Германского легиона.
Далее Черепанов сообщил, что не считает ни офицеров, ни рядовых Четвертого преступниками. Что же до предателя Серапоммона, то его следовало бы распять, но учитывая его ранг и статус, предателя всего лишь обезглавят.
Никто не протестовал. Кроме юного трибуна-латиклавия, который был очень мужественно (поскольку не сбежал) взят в плен и лишен не только форменной «одежды», но и личного имущества, но, даже оставшись в одной тунике, по-прежнему гордо задирал гладко ощипанный подбородок.
Поскольку Черепанов был настроен позитивно, то мальчишку не стали наказывать, а уж тем более казнить на пару с легатом (от примипила Четвертого Флавиева Счастливого – вот уж счастье, так счастье – поступило именно такое предложение), а лишь продемонстрировали всё то же письмо принцепса. Латиклавий немного поплакал и смирился.
На этом всё и закончилось. Легионеры Четвертого были оставлены зализывать раны, а Первый Германский двинулся дальше и вскоре воссоединился со своим обозом и охранявшими его Сигисбарном сотоварищи.
Да, следует сказаить и о казне Четвертого Флавиева Счастливого. У нее была счастливая судьба, потому что она перешла в более достойные руки. Отныне ее хранителем стал Трогус, а хозяином – Первый Германский легион.
Зато Четвертому вернули его Аквилу.
Собственно, это было последнее сражение Первого Германского на римской земле. Далее всё шло гладко. Связи Черепанова (по линии Митры и просто по личным знакомствам) и в Паннонии, и в Мезии были весьма хороши. Даже, если кто-то из легатов и получил тайное указание заплющить легализированных мятежников, то выполнить его не рискнул. Вскоре после того, как Первый Германский прибыл в Нижнюю Мезию, бывший наместник Сирии Геннадий Павел поочередно почтил дружеским визитом все три легиона, расквартированные в провинции: Первый Италийский, Одиннадцатый Клавдиев и Пятый Македонский. В каждом он устраивал веселую
Но ближе к зиме и Черепанов и Коршунов переселились в столицу провинции, в прекрасный дом, предоставленный в их распоряжение наместником Туллием Менофилом, с которым у Черепанова по-прежнему оставались прекрасные отношения. Правда, Коршунову показалось, что наместник малость побаивается его сурового друга.
Лишь одно событие могло бы омрачить безусловный успех кампании. Зимовать им пришлось в Мезии. Навигация по водам Понта Эвксинского была закрыта до весны.
Могло омрачить, но не омрачило.
Пожалуй, эта зима была одной из самых веселых и беззаботных в римской жизни Геннадия и Алексея. Да и всех бойцов Первого Германского. Настолько веселой и беззаботной, что весной примерно половина личного состава (причем не только «римского происхождения», но и коренных германцев, выразили желание остаться в империи. Навсегда. Среди оставшихся оказался бывший вождь гепидов и личный телохранитель Коршунова Красный. Алексей его не отговаривал. Единственное, о чем он жалел: что рядом с Красным не было Фульмината.
Итог: на флотилии, весной отплывшей в Херсонес из римского города Томы отбыло вдвое меньше людей, чем вышло из Антиохии.
Зато каждый из плывших был счастливым обладателем полного парфянского доспеха и парфянского же строевого коня. Вряд ли по ту сторону Понта нашлось бы войско, способное противостоять этим парням в чистом поле. Разве что сарматы.
Коршунов не собирался воевать с сарматами. Да он вообще ни с кем не собирался воевать. Он бы тоже с удовольствием остался в империи. В отличие от своих воинов, его не грела перспектива встречи готской родней. Любопытно, конечно, взглянуть, кого там ему родила Рагнасвинта, но – не более. Своей женой он считал Настю и здесь, в империи, она действительно его жена. А там, на земле варваров, Анастасия снова станет всего лишь наложницей-тиви. А главной станет законная квено Рагнасвинта. И как это всё разруливать?
Однако остаться он не мог. Во-первых, слишком уж они с Генкой заметные персоны. Во-вторых, Коршунов не мог покинуть своих людей. Он же рикс, как никак. Воины клялись ему в верности, но и он клялся быть верным своему войску. «Noblesse oblige», как говорят французы. Положение обязывает.
Кстати, Тевд Трогус тоже отправился в Херсонес. Сказал, что намерен заняться торговым делом. И базу обустроить именно в Херсонесе, потому что хрен его знает, как власти отнесутся к присутствию в империи префекта лагеря мятежного легиона.
Разумная мысль. Коршунов предложил Трогусу использовать в качестве этой самой базы его имение в Херсонесе, но Трогус отказался. Что у него, денег нет?
Ну да. Деньги были. У всех. При желании Коршунов мог бы украсить свою любимую Настю драгоценными камешками в ноготь величиной. Но зачем? Разве она станет от этого красивее? Главное, чтобы они были вместе. Всегда. Это и есть главное сокровище. Так думал Алексей Коршунов.
У воинов рикса Аласейи было другое мнение о жизненных ценностях.