Имперский лекарь и банда медведей

– Зачем ты это делаешь? – неожиданно спросила Перышко.

– Что? – Данила на секунду повернул голову, отвлекаясь от дороги.

– Убиваешь демонов и преступников.

– Кто-то же должен.

Мышкин помолчал, глядя вперед. Автомобиль порыкивал мотором в тридцать пять лошадиных сил, покачивался на ухабах, он катился по пыльной дороге, между колеями которой периодически встречались кучки сухого конского навоза. Дело происходило где-то в башкирских степях.

– Кто-то растит и воспитывает хороших людей, – продолжил свою мысль Данила. – . А кто-то убивает плохих. Обычно это разные люди. Я вот – убиваю.

Лисица задумалась. Потом уточнила:

– Если кто-то убивает плохих – это значит, он хороший?

– Совершенно не значит. Для того, чтобы хорошо убивать плохих, надо уметь хорошо убивать. А хорошим быть при этом вовсе необязательно. Я тебе больше скажу – те, кто воспитывают хороших людей, тоже далеко не всегда сами хороши. Просто у них служба такая – воспитывать. Как им говорят, так и воспитывают.

– Кто говорит?

– Церковь, законы, приказы начальства. Или вот – книги графа Толстого и господина Достоевского. А кому-то больше трактаты Маркса и Энгельса близки. В том и смысл хорошо устроенного общества, что обычные, неидеальные, люди делают чаще хорошие вещи, чем плохие.

На заднем диване настропалил уши Арслан, он пытался услышать беседу, но тихий голос девушки до него почти не доносился.

– И ты решаешь, кого убить, а кого – нет, по Библии и законам?

– Я выбираю, к чьим словам прислушиваться. Потому что решаю, убивать или нет, в конечном счете, именно я. Вот в случае с волками, например, важны были не законы Российской империи, и уж точно не Библия, а древний обычай, «Кровь за кровь». Зная волчьи повадки, мы смогли малой кровью остановить большую.

Вопросы эти возникли у оборотницы, когда она вспомнила посещение Пензы, точнее – резиденции князя Волкова-Мещерского. Тот уже знал, что Мышкин со спутниками недавно убил стаю волков в соседней Тамбовской губернии, и отнесся к этому совершенно спокойно. Попросил на семейном ужине рассказать подробности, а потом сыну своему прочитал небольшое нравоучение о том, что среди оборотней-волков постоянно подрастают те, кто хочет испытать на прочность границы, и время от времени таких надо показательно наказывать, чтобы остальные на их примере убеждались – порядок должен быть! Порядок, основанный на взаимной силе. Силу соседей иногда проверять надо, как же без этого. Но делать это слишком часто и кровопролитно не стоит, потому – настоящая война никому из ее участников не выгодна.

* * *

Урал пересекли спокойно. На самом опасном лесистом участке Мышкин и Перышко были напряжены, держали оружие под рукой, но перегон прошел без происшествий.

«Хозяин, а мы заедем к моей Старой Хозяйке?» – послышалась мысленная речь Марыськи, когда выехали из Челябинска.

– Заедем, как же не заехать, – согласился Данила.

И действительно – раз уж проезжают по этой дороге, как можно не заехать к женщине, которая прожила с Марыськой десятки лет, помогала ей выжить на Земле, с риском для себя оберегала от Святого Суда и охотников Ковена? Формально – она закон нарушила, который считает демонов злом безусловным, подлежащим изгнанию или убийству. А с другой стороны – Марыська всё это время людей лечила, много пользы принесла. И теперь вот Даниле помогает.

В башкирской деревне, где жила Марыськина бывшая хозяйка, подъехали сразу к ее дому.

Демоница в собачьем теле выпрыгнула из кабины и с заполошным лаем подбежала к крыльцу. Из двери вышла удивленная хозяйка.

Марыська мысленно завопила: «Смотри какая я теперь!!» и стала скакать, а потом танцевать на задних лапах.

– Девочка моя! – всплеснула руками старушка.

Марыська перетекла в демоническую форму, распахнула крылья, подняла хохолок, покрасовалась так, потом от избытка чувств пригнула шею к земле, задрала хвост вверх, пустила по нему волну и лапами потопталась еще, поворачиваясь из стороны в сторону. Эти движения удивительно напоминали брачные танцы некоторых птиц.

После первого восторга Марыська положила голову на плечо Старой Хозяйки, а та обняла ее и заплакала, поглаживая по теплой чешуйчатой спине.

Переночевать решили тут.

За ужином хозяйка благодарила, что о Марыське позаботились:

– Я же не знала, как с ней лучше поступить. Только прятать ее могла и подкармливать. А вы ей настоящую жизнь можете дать.

Мышкин смущался от этих благодарностей. Он ничем ради спасения Марыськи не жертвовал, наоборот, выгоду от нее получил. Просто он по роду службы знает и может то, чего другие не знают и не могут.

Данила предложил хозяйке переехать в Константинов. К себе домой не приглашал, это было бы слишком, но снять в городе неподалеку квартиру несложно, Марыська смогла бы к ней в гости бегать хоть каждый день. А в случае недомогания – и Марыська магией поможет, и сиделку нанять можно.

– Всё лучше, чем зимовать одной в отдаленной деревне, – закончил он свою речь.

Неожиданно для гостей, старушка отказалась. Говорит:

– Я тут привыкла жить, тут и умру. Пора мне уже, муж на небесах заждался. А когда занедужаю – соседи помогут.

В глубине души отказ этот Данила воспринял с облегчением. Не столько потому, что забота о почти незнакомой старушке принесла бы ему личные хлопоты, нет. Его всерьез беспокоило, как перенесет Марыська, когда дорогой ей человек станет угасать на ее глазах. Ведь они были вместе семьдесят пять лет! Не начнет ли демоница совершать глупости в безнадежных попытках продлить жизнь своей Старой Хозяйки? Не пустится ли во все тяжкие в охоте за всё большими объемами магической энергии? Но… старушка отказалась переезжать, а значит и проблемы нету. Наверное, в этом и состоит наивысшая мудрость – вовремя уйти.

Марыська упросила Мышкина на день задержаться. Она подлечила старческие болезни и щедро плеснула энергии в организм своей Старой Хозяйки.

А потом… потом гости уехали. Старушка всплакнула, прощаясь, помахала платочком вслед, и ее скрыл поворот улицы…

* * *

Когда «Мерседес» вкатился в ворота дома Данилы, на звук мотора выскочила Фекла. Выскочила на крыльцо, ахнула, да так, босиком по траве двора, и метнулась к автомобилю. Метнулась, встала рядом, а дальше застыла в смятении: чувства говорили – кинуться на шею Даниле, по которому соскучилась, прижаться всем телом, а разум подсказывал – неприлично служанке вешаться прилюдно на господина. Так и стояла – улыбается до ушей, глаза светятся, а пальцы край блузы нервно мнут.