Импортный свидетель (сборник)
Шрифт:
— В день поджога, — .сказал внятно следователь, — в Главном управлении пожарной охраны был корреспондент Генкин, и этот Генкин, судя по его поведению, очень хотел подружиться с пожарными. Так вот, этот Генкин-то и проходил у нашего Нестерова по делу о поджоге химкомбината, и статья эта инспирирована. — Последнее слово Сюточкин произнес по слогам.
— А в МВД об этом знают? — спросил Зубков.
— В МВД ничего не знают. Я специально поднялся на десятый этаж — там у них, в МВД, пресс-бюро. Какой-то капитан, очень вальяжный, кажется Лукницкий, сообщил мне, что никакой Генкин у них среди аккредитованных при МВД журналистов не числится и что
— Если это так, то садись, пиши представление в газету. Кстати, кто эта Цветкова?
— Она замужем, никаких связей у нее с Генкиным нет и не было.
— Точно узнал?
— Точно. Ну просто подписала ему по-дружески, и все. — С этими словами Сюточкин победно вышел.
22
Волею судеб, а скорее по своей неразборчивости в выборе знакомых, Оля — сотрудница киностудии «Мультфильм» — попала в поле зрения правоохранительных органов. Однажды, когда по телевизору шел фильм «Тревожное воскресенье» и она, переживая за героиню, с напряжением смотрела, как пожарные машины, мчавшиеся по горной дороге, вдруг натолкнулись на препятствие и вынуждены были поехать в объезд, в дверь к ней постучали. Оля возвратилась в далеко не привлекательную реальность. И в этой реальности было столько всего, что она даже на секунду подумала: не сошел ли какой-нибудь средненький детективный фильм с телеэкрана нечаянно в ее квартиру.
С этим детективным фильмом пришла тревога. Но попробуйте не встревожиться, когда вам показывают не театральный, а настоящий бланк, на котором напечатано постановление о производстве обыска в вашей квартире.,
— Что вы собираетесь найти? — спросила Оля симпатичного капитана, который, пока она приходила в себя, с удовольствием смотрел одним глазом телевизор.
— Что-либо относящееся к противозаконной деятельности вашего нового приятеля Генкина.
— Саши? Он в чем-то виноват?
— Обвинение предъявит следствие, мы лишь помогаем ему, — скромно сказал лейтенант милиции и, обратившись к человеку в штатском, попросил: — Иван Васильевич, пригласи понятых.
В маленькую квартиру Оли тотчас же вошла полная дама-соседка. Соседка словно была создана для той роли, которую уготовила ей сегодня судьба. Она сразу, как только вошла, стала смотреть на Олю, как на преступницу.
— Вы, милочка, задерживаете торжество справедливости, — сказала она Оле. — Выдайте вещи вашего сожителя.
Оля развела руками.
А в это время нашлась папка Генкина, которую он оставил, намереваясь вечером сюда вернуться. Началась процедура ее осмотра. Масса бумажек, статья, вырезки из газет — ничего преступного на первый взгляд, но каждая извлеченная из папки бумажка была пронумерована, описана и занесена в протокол.
— Одевайся, — приказала соседка Ольге.
Оля умоляюще посмотрела на лейтенанта.
Лейтенант улыбнулся:
— Спасибо, Ольга Владимировна, вы очень помогли нам, большое вам спасибо, ради Бога извините за то, что пришлось вас побеспокоить, вот мой телефон на всякий случай. И он оставил на столе визитную карточку.
Вся милицейская компания, в том числе и соседка, злобно стрелявшая глазами, удалилась.
— Не сейчас, так потом, — заявила соседка Ольге.
— Я не тороплюсь, — отпарировала Оля, к которой возвращалось ее доброе расположение духа. Она села досматривать фильм, но мысли ее постоянно уходили к Генкину. Очень хотелось знать, в чем же это его обвиняют.
23
В тот день, когда у Оли был обыск, к Генкину домой, в шикарную родительскую квартиру, где были как раз все дома, тоже пожаловали непрошеные казенные гости. Но Генкину удалось скрыться, и произошло это так. Чудо, судьба, перст свыше, но в тот момент, когда служители Фемиды подъехали к подъезду хорошего ведомственного дома, Генкин вдруг, желая помочь матери, побежал выносить помойное ведро и через окошко на лестничной клетке увидел приближавшихся к его подъезду милиционеров.
Их было четверо, и у Генкина екнуло сердце. Он вернулся в квартиру, надел ботинки, схватил свою куртку и умчался, как говаривал поэт, «быстрее лани» на верхний этаж. Через пролет и металлические перила он видел, что лифт остановился возле его квартиры, и была нажата кнопка звонка именно его квартиры.
«Вот бы мама не слышала и не ответила», — подумал он, но мама услышала и ответила. Дверь отворилась, и все четверо вошли в квартиру.
Генкин пулей выскочил из своего укрытия и помчался вниз, однако сообразив, что ведет себя глупо, более того — подозрительно, уже не спеша пошел вниз, открыл дверь подъезда и прямо мимо милицейской машины и водителя, дружелюбно на него поглядевшего, направился по улице. Но, пройдя квартал, почувствовал отчего-то такой страх, что припустился бегом, и только пробежав дворами с километр, перевел дух, пошарил по карманам: ни денег, ни документов. Куда?
И вдруг журналист Генкин понял, что он в кольце, что это кольцо смыкается, что ему трудно дышать, что, куда бы он ни пошел, это будет невыносимо страшно.
У него не было даже двухкопеечной монеты, чтобы позвонить и предупредить маму. У него не было и пятака, чтобы добраться хоть до кого-то, но вдруг он с поразительной ясностью понял, что вчера еще респектабельный за чужой счет человек, он, Генкин, подающий надежды журналист, никому не нужен. Никому.
Стоп, а женщины. Господи, да какие это женщины, на час и то, когда мамы нет дома. Никто ведь его теперь не примет, все только по ресторанам готовы с ним ходить, когда его мама даст ему двадцатипятирублевую дотацию к его-то зарплате, смех.
А Оля!!! Ведь именно к ней он собирался вечером.
24
— Когда я появился возле гаражей, — продолжал Генкин, — то никак не мог придумать, как же выполнить задуманное. Ну и решил пробраться в гараж, в каждом же гараже ацетилен, кстати, баллоны-то ворованные. Вы пишите, нет, вы пишите, что баллоны у них ворованные. Ну и подумал я, что если заберусь в какой-то другой гараж, может быть неприятность: вдруг застукают. А Ксюшин отец меня знал, хотя и не любил. Он и Кузнецова не любил… Кузнецова не было неделю, он был в командировке.
— И вы подожгли гараж?
— Я перерезал шланг и стал ждать. Вскоре уже вонища была на всю улицу. А тут вдруг идет этот Всеволод Егорович. Любого ждал, но не его. Ну, он подошел к своему гаражу. Вижу, ничего он не чует: насморк, думаю, у него, что ли?
— Сколько времени было?
— Да ночь была. Заподозрил он, что ли, неладное — не знаю, но обошел все блоки, закурил. Ну, я из укрытия выйти боюсь, потому что понимаю: сейчас рванет. Крикнул ему, правда. А тут и ухнуло. Дальше все было по плану.