Имя Кати
Шрифт:
На кровати сидел игрушечный мишка с бежевым бантом на шее.
«Вот!» – подумала Катя.
Мишутка был бракованным. Правый глаз пришили неаккуратно: он косил вниз и в сторону, отчего у зверушки был странный, немного растерянный взгляд. Катя когда-то заприметила его на витрине в салоне связи, куда они зашли с мамой. Кто-то расставил игрушки на полках с электроникой, чтобы оживить продажи. Катя сказала маме, что этого мишку нужно непременно купить.
– Но он же какой-то… – сказала мама. – Да ещё и так дорого стоит.
– Но ведь его же больше никто не купит. Значит,
Мама удивлённо подняла брови, но не стала возражать. И Мишутка поселился у них.
«Будь как Мишутка, Катя! – подумала Катя. – Помни, ты уникальная, а не идеальная. И попадись кому-нибудь на глаза уже!».
«Этим я и займусь», – сказала она себе.
Они собрались ехать в библиотеку, что лежала вне двух восьмёрок маршрута от дома к офису, от офиса домой, из дома в школу и из школы домой.
Катя посмотрела в зеркало, подняла руки, чтобы распустить хвостики и сделать менее легкомысленную причёску, но замерла.
Уникальная, а не идеальная.
Хлопнула входная дверь: пришёл неуникальный и неидеальный брат.
– Катькин, дома? – спросил он. – Ну что, правда хочешь ехать?
На встречу никто не пришёл. Кто бы ни хотел произвести впечатление на девочку, назначив разговор в модном месте, он пренебрёг обещанием. Катя зря прихорашивалась, Ани зря нервничал. Оба зря ехали в центр с окраины. Катя кусала губы и материлась – неслышно, под нос. Каким-то образом Ани сумел отстоять это правило: никакой нецензурной брани. Катя то ли слушалась, то ли считала ругань не подходящей к образу молодой актрисы.
Они бродили по библиотеке. Катя украдкой изучала посетителей и посыльных роботов. На фоне корешков настоящих книг все смотрелись солидно и деловито, словно актёры в историческом фильме. Что-то притягательное было в идее слов, напечатанных на тонких листах, сшитых и превращённых в кирпичик повести. Будто история решила материализоваться, занять часть пространства и вытеснить из помещения немного воздуха, отстаивая своё жизненное пространство.
Ани заметил, что в библиотеке трётся мужчина непонятного возраста с длинными волосами цвета чесночной шелухи и осторожно вопрошающим взглядом подпольного дилера рецептурных лекарств. Он посмотрел на Ани, но тот быстро отвёл глаза и стал пристально изучать бумажные книги, вполголоса размышляя о том, что печатать буквы на срубленных и перемолотых в кашицу деревьях – варварство.
– Таким же образом можно было сохранить традицию писать на телячьей коже, правда?
– Кожа дорогая.
– Деревья тоже. Сколько деревьев у нас в городе? Пятнадцать?
– Шестнадцать. Ты тоже дерево. У тебя нет мыслей и чувств.
– Зато у меня есть талантливая сестра.
– Да.
– Которая умеет программировать. Она будет работать и делать карьеру, правда? Потому что у неё очень, очень хорошо получается программировать.
– У меня всё хорошо получается. Идём!
Они вышли на улицу. Ани почувствовал облегчение. Асфальт и гарь, поток прохожих. Простая цель – влиться в поток, спуститься в метро, следовать указателям. Проще, чем управлять живым человеком. Ани любил улицы. Может, если бы на улицах всё ещё росли деревья, он любил бы их ещё больше.
– Мы сюда ещё вернёмся, – сказала Катя. – Кажется, я что-то заметила.
– Что?
Она сама не понимала, что именно. И решила об этом не думать, а просто легла спать.
Ани не стал ложиться: он сел на кухне с планшетом, закрыл дверь, налил чаю и добавил таблетку подсластителя. Таблетка упала на дно, и Ани стал нетерпеливо тыкать в неё чайной ложечкой. Когда таблетка растворилась, он кинул ещё одну и тоже задумчиво потыкал. Встал из-за стола, приготовил ещё чашку и насыпал туда две ложки сахара. Поставил стаканы рядом и долго переводил взгляд с одного на другой, как будто один из них был подозреваемым в преступлении, а другой – случайным прохожим.
Сахарозаменитель – это синтетическая молекула. Структура из атомов, которая не встречается в природе. Химера – лев с крыльями орла и ногами зебры. Сладкая, но не дающая энергии. Химический обман, галлюцинация в баночке.
Ани ощутил ни на что не похожее чувство, когда тебе вдруг пригодилось что-то из школьной программы. Или ещё нет, но вот-вот.
Ани взял в руки планшет, порылся в контактах и написал:
«Привет! Извини, что поздно. У меня вопрос по твоей специальности».
«О, привет, – ответили ему, – звони, конечно!»
Ани лёг спать только через час. Он лежал, пытаясь отключиться, считал вдохи и выдохи, но в голову упрямо лез разговор. Ани представлял, как выметает слова из головы, будто крошки из постели, но чёрта с два: крохотные и острые, они снова впивались в мозг.
Через сорок минут он вздохнул, встал и подошёл к окну. Многоэтажки, провода, столбы, покрытые желтеющим плющом. Обязательно горит какое-нибудь окно: ни одна многоэтажка не может уснуть полностью – кто-то мается на кухне. Как вообще можно крепко спать в большом городе, когда за окном что-то отравляет темноту сизым, как бессонница, светом? Никак.
Без таблеток – никак.
Ани сердито помотал головой и запретил себе думать о транквилизаторах. Лёг в постель, мысленно вымел крошки разговора из головы, закрыл глаза и стал считать вдохи.
Через триста двадцать вдохов (а может, и триста сорок – он постоянно сбивался) Ани встал, открыл комод, достал баночку-диспенсер, положил таблетку под язык, ощутил пузырьки и кислинку. Он почувствовал, как его мозг погружается – словно в тёплую воду – в покой и стыд одновременно. Покой – потому что начал действовать транквилизатор. Стыд – потому что Ани запрещал себе принимать транквилизаторы, но принимал.
Уже двадцать седьмой вечер подряд.
Во сне Кате пришёл ответ: в библиотеке она узнала человека. Точнее, взгляд. То ли испуганный, то ли обиженный, как у кота, выскочившего из-под машины. Катя знала этого паренька. Он учился в параллельном классе и был не из тех, кто читает книги. Он тоже кого-то ждал в библиотеке. Это точно.
Не вставая с постели, Катя ткнулась в планшет.
– Оль? Помнишь такого? Ну такого, который смотрит вечно как этот. А, поняла, да? Как его? А почему так? А как на самом деле? Ладно, пока!