Имя мне — Легион
Шрифт:
Я еще глотнул пива.
Да, надо бы получить ответы на те вопросы, которые меня волнуют. Извилины того требуют.
А еще надо повнимательнее осмотреться вокруг себя. Так мы и сделаем, решил я.
Я вытащил сигарету и принялся было прикуривать. И тут вниманием моим завладело пламя.
Я уставился на трепетные языки огня, осветившие ладонь и скрюченные пальцы левой руки, поднявшейся, чтобы защитить их от ночного ветерка. Пламя казалось чистым, как сами звезды, расплавленным и маслянистым.
Языки пламени были тронуты оранжевым с синим нимбом и время от времени открывали мерцающий вишневый фитиль, похожий на душу огня. А затем полилась музыка…
Музыка — это слово, по-моему, и подходило лучше всего, потому что по сути своей явление было скорее похоже именно на это, хотя в действительности являлось чем-то таким, с чем мне никогда не приходилось еще сталкиваться. Вообще это были не звуки в обычном понимании. Они всплыли во мне, как всплывают воспоминания, без каких-либо внешних стимулов, и не хватало силы самосознания, чтобы повернуть мысль к необходимости прийти в себя и соотнести действия со временем — как во сне.
Затем что-то приостановилось, что-то высвободилось, и чувства мои хлынули к кульминации. Не эмоции, а скорее состояние нарастающей эйфории, наслаждения, удивления — все это переполняло меня, сливаясь с нарастающим беспокойством. Что-то росло и что-то растворялось — но что это было на самом деле, я не знаю. Угнетающая красота и прекрасная угнетенность — и я был ее частью. Словно я испытывал нечто такое, что еще не доводилось мне испытать, нечто космическое, величественное и вездесущее, но игнорирующее все окружающее.
И все это усиливалось и усиливалось по своим собственным законам, пока я не согнул пальцы левой руки настолько, что их лизнуло пламя.
Боль моментально прогнала наркотический транс, и я, вскакивая на ноги, щелкнул зажигалкой; звук, словно предупреждение, ударил по мыслям. Я повернулся и побежал через искусственный остров к маленькой кучке зданий, в которых располагались музей, библиотека и контора.
Но в этот момент на меня опять что-то накатило. Только уже не чудное музыкоподобное ощущение, как несколько секунд назад; теперь это было нечто зловещее, несшее страх, ничуть не менее реальный оттого, что, насколько я понимал, он был иррационален.
Все это сопровождалось полным искажением ощущений. Меня шатало на бегу. Поверхность, по которой я бежал, будто колыхалась, звезды, здания, океан — все плыло, накатывалось прибоем и отступало, вызывая приступ тошноты. Несколько раз я падал, но тут же вскакивал и рвался вперед. Какое-то расстояние я, по-моему, преодолел ползком. Закрыть глаза? Ничего хорошего из этого не вышло бы: все корчилось, смещалось и путалось не только снаружи, но и внутри меня.
И все-таки мне необходимо было преодолеть всего лишь несколько сотен ярдов, несмотря на все эти чудеса, и наконец мои руки коснулись стены. Я нащупал дверь, толкнул ее и вошел внутрь.
Еще дверь — и я в библиотеке. Казалось, прошла вечность, прежде чем я нашарил выключатель.
Шатаясь, я добрел до стола и сразился с его ящиком, вытаскивая оттуда отвертку. Затем, стиснув зубы, на четвереньках добрался до дальнего экрана Информационной сети. Налетев на консоль управления, я успешно щелкнул выключателем, пробудив машину к жизни.
Потом, все еще на коленях, держа отвертку обеими руками, я освободил левую сторону панели от крышки. Крышка упала со стуком, больно отдавшимся у меня в голове. Но доступ к деталям был открыт. Три маленьких изменения в схеме, и я мог передать нечто, что в конечном итоге вольется в Центральный банк данных. Я решил, что сделаю эти изменения и отправлю два самых опасных куска информации — о том, что, как предполагал, имеет место и в конце концов связано с чем-то остаточным, чтобы послужить однажды причиной возникновения проблемы. Такой проблемы, которая причинит большой ущерб человеку — тому, что сейчас так учил меня.
— Вот что я задумал! — сказал я громко. — А теперь прекрати свои фокусы, или я выполню угрозу!
…И как будто с моего носа сняли искажавшие окружающее очки: вокруг снова была самая обычная реальность.
Я поднялся на ноги и закрыл панель.
Вот сейчас-то, решил я, как раз самое время для той сигареты, которую я начал было закуривать. После третьей затяжки я услышал, как во внешнюю дверь кто-то вошел.
Доктор Бартелми, невысокий, загорелый, с сединой на макушке, жилистый, ступил в комнату — голубые глаза широко открыты, одна рука слегка приподнята.
— Джим! Что стряслось?
— Ничего, — ответил я. — Ничего.
— Я видел, как вы бежали. И видел, как вы упали.
— Ага. Я решил пробежаться. Поскользнулся. Немного растянул связки. Ерунда.
— Но почему вы так спешили?
— Нервы. Я все еще расстроен. Решил пробежаться или сделать что-нибудь еще, чтобы привести в порядок нервишки. Ну, к примеру, смотаться сюда и взять книжку — почитать перед сном.
— Дать вам успокаивающего?
— Нет, все в порядке. Спасибо.
— А что вы делали у машины? Не стоит баловаться с…
— Боковая панель отвалилась, когда я проходил мимо. Хотел поставить ее на место, — махнул я отверткой. — Должно быть, ослабли винты.
— О…
Я шагнул вперед и приладил панель. Когда я затягивал винты, зазвонил телефон. Бартелми подошел к столу, нажал кнопку и ответил.
Через мгновение он сказал:
— Минуточку, — повернулся ко мне, кивнул: — Это вас.
— В самом деле?
Я встал, двинулся к столу, взял трубку, кинул отвертку обратно в ящик и задвинул его.
— Да, — сказал я в трубку.
— Порядок, — отозвался голос. — Я думаю, нам лучше потолковать. Вы навестите меня?
— А где вы?
— Дома.
— Ладно. Сейчас приду. — Я повесил трубку и повернулся к Бартелми. — Ну вот, и книга теперь не нужна. Сплаваю ненадолго к Андросу.
— Уже поздно. Вы уверены в себе?