Имя нам — легион
Шрифт:
Филипп терпеливо ждал. Молчание между тем затянулось. Когда оно стало почти неприличным по отношению к Филиппу, он все-таки не сдержался:
— Что скорее?
— …кольцо вокруг ничего, — сказал Игорь Игоревич, открывая глаза, в которых плясали бесенята усмешки. — “Бублик, вращающийся вокруг дырки”, диаметр которой пульсирует, безусловно, тем не менее, существуя; а центр — если искать его в евклидовом пространстве — мним. Помните поиски геометрами квадратуры круга и компромисс в итоге — число p? Так и центр вращения “Кольца”: вычислен, но ни один серьезный математик Терры в здравом уме не назовет его окончательно определенным. Знаете, в нашем языке его общепринятое название звучит довольно остроумно; его можно приблизительно перевести на русский как “точка косности воображения упертого индивидуума, стремящегося непременно овеществить и заключить в клетку слов все на свете”. Примерно так, хоть и значительно короче. Нравится?
— Замечательно, —
— Спасибо. Хонсаки движутся по “Кольцу” в направлении, совпадающем с вращением “связки доменов”, которое почему-то чудесно постоянно в этом изменчивом мире. Первая наша встреча произошла в домене СП №162. СП — стандартный межпространственный переход от Терры; причем положительным принято считать направление перемещений навстречу вращению “Кольца”. Сейчас они докатились до рубежа СП №158. База, где мы с вами сейчас находимся, располагается на сто пятьдесят шестом СП. Надеюсь и верю, что дальше хонсаки не пройдут.
— Но пасаран! — с пылом поддержал его Филипп. — Не совсем только понимаю, что мешает захватчикам подобраться с тыла, “против хода доменов”? Неужели существуют физические ограничения?
— Ограничение существует. Рукотворное скорей всего. В нескольких СП за Землей, которая в свою очередь — СП минус восемь, все каналы кем-то закупорены. Пробой границы невозможен, попытки приводят к необратимым поломкам оборудования. Во всяком случае, попытки на сегодняшнем уровне энерговооруженности Терры. Пардон, Легиона. Терру этот район, называемый “Зоной недоступности”, не интересует совершенно. Мы же думаем, что его сооружение — дело рук цивилизации. Вполне возможно, сверхцивилизации. Выяснить точно пока не представляется возможным.
— Пусть так, — сказал Филипп. — Оставим небожителей. Вернемся к титанам. Зачем вам нужна тривиальная пехота? Не оператором же тактического, а тем более стратегического своего супероружия вы меня нанимаете? И почему бы не решить все проблемы именно с его помощью? Хлоп, ядерный заряд — и блюдо готово: “раки, запеченные в собственном панцире”!
— Никто нам не позволит швыряться ядерными бомбами, а в первую очередь мы не позволим этого себе сами, — воскликнул Игорь Игоревич, размахивая сигарой, — в каждом из терран с рождения живет императив гуманности. И второе, радиоактивная пустыня взамен гниющей помойки? Кому это надо? Во всяком случае, не нам. Мы лишь “выдавливаем” противника назад с помощью несколько модернизированных перфораторов — аппаратов, формирующих штреки между мирами. Цель наемной пехоты — так называемая зачистка. Вас, дружище, наняли добивать разбросанных флуктуациями (“Которых вроде как и не было, к нулю они стремились еще минуту назад”, — язвительно напомнил себе Филипп), создающимися при действии перфоратора, одиночек. Добивать в исходном мире — том, из которого их выбили, и в нескольких прилежащих, куда их может закинуть искривлением метрики пространства.
— Добивать… — протянул Филипп. — Не жестковато ли для носителей-то императива гуманности?
— Не вам нас судить! — вспылил вдруг Игорь Игоревич. — Демагог! Отчего человечество без тени сомнения уничтожает саранчу, колорадских жуков, черт-те кого еще — сотни видов так называемых “вредителей”? Сорную траву с поля вон! Безмозглые насекомые даже не догадываются, что мешают вам. Крысы и волки, возможно, подозревают о чем-то подобном, прячутся, убегают, но и это не спасает их. У них отсутствует разум? Довод небесспорный. Кроме того, имеются жертвы и среди вполне разумных, более того, единоутробных братьев! Американские индейцы стояли на пути европейских первопоселенцев. Они были хозяевами, но пришельцы были сильнее. Где сейчас остатки гордых краснокожих людей? Спиваются в резервациях. Человек всегда уничтожал тех, кто претендует хотя бы на часть его будущего, хотя бы на мизерную часть благополучия его детей! Запомните, Фил, это верно и для вас: космические войны в любой форме — неизбежны, ибо звездные расы вынуждены будут заступить друг другу дорогу. Особенно, если они будут идентичны биологически. Когда перед вами встает вопрос: жизнь вашего ребенка или жизнь пришельца, любого пришельца, вы выберете всегда только одно. Иначе и быть не может! Закон сохранения популяции, инстинкт самосохранения — назовите, как хотите, только помните: это не дано перешагнуть никому. “А как же самоубийцы?” — говорите вы? (Филипп не говорил ничего, смятый ураганным напором терранина.) Но на суицид идут уставшие от жизни люди, а таких не было, нет и не будет на передовой освоения новых пространств. Там всегда герои. Только герои! И они нажмут на спусковой крючок, когда встречный разум заявит о своем праве на будущее — вопреки праву на будущее их детей. Даже если это “вопреки” будет только в их головах. Помните, Фил, вы цинично шутили о печальной участи воробьиных полисемей? Стоило мне намекнуть, что ваши племянница и мать могут разделить их судьбу, как вам стало не до шуток… Великие гуманисты
Филипп, поняв, куда он клонит, неохотно кивнул:
— Было дело, баловался. “Демократия в Америке” — довольно модная вещь в студенческих кругах.
— Вот и превосходно! Вспомните, что Торквиль пишет об американских индейцах: “Они не просто не хотят приспосабливаться к нашим нравам, но дорожат своей дикостью как отличительным знаком своей расы и отталкивают цивилизацию не столько из ненависти к ней, сколько из страха стать похожими на европейцев”. И это те же люди, одна плоть и кровь! Что говорить о хонсаках… Да, древний Рим и древний Китай ассимилировали в себя кочевников. И древняя Русь, собственно, тоже. Но в нашем-то случае ассимиляция невозможна принципиально! И поэтому мы не собираемся торговаться. В конце концов, мы правы, потому что право на самозащиту — священное право всякого живого организма или сообщества! В этом смысл нашей жизни и борьбы, это клятва на знамени Легиона! Она жестока, но она справедлива, Фил, и мы не отступим от нее, пока не победим или не погибнем!
Он замолчал. Филипп выждал некоторое время и осторожно заметил:
— У вас превосходная память на цитаты. Что же касается тезисов… Эмоционально и крайне сумбурно. Похоже на прокламацию.
— По большей части это и есть прокламация. Я участвовал в ее написании, — сказал Игорь Игоревич и, отложив сигару, спокойно продолжил жевать свою капусту. — Можете пока позвонить домой. — Он подал Капралову изящный мобильник “Сименс”. — Код межгорода не нужен. — Он улыбнулся. — Только ваш номер.
Филипп набрал пять знакомых цифр.
В трубке мелодично забулькало, и раздался нежный детский голосок:
— Говорите. Вас внимательно слушают!… — Племяшка была как всегда предельно серьезна.
— Машенька, дитятко, будь любезна, позови бабулю. — Филипп почувствовал, что помимо воли расплывается в умильной улыбке.
— Ой, дядюшка Филя! А бабули нет, она Жданку доит. Деда дровишки колет, а мама с папой в баньку ушли, — сразу уточнила девочка свое главенствующее — в доме без взрослых — положение.
— Тогда позови деду, — попросил он, решив, что дровишки подождут, а Жданка — едва ли.
Пока племяшка бегала выполнять поручение любимого дядюшки, Филипп гневно шипел и брызгал. “Ну и зятек у нас! Старый немощный тесть машет колуном, а он в это время парит свою Оленьку… Прелюбодей ненасытный!” Потом до него дошло, что помимо зятя-прелюбодея у немощного старичка, вяжущего и посегодня гвозди морскими узлами, имеется еще и сын-лоботряс, в двадцать пять лет никак еще не наигравшийся в “войнушку”. А зять, слава тебе Господи, водит Ольку через день да каждый день в баню не в силу супружеской обязанности, а от великой любви. Зря, что ли, Машенька вышла такой умницей да красавицей?
Наконец донеслись звуки хлопнувшей двери и торопливых шагов. Запыхавшийся немного отец спросил обрадованно:
— Филька, ты, что ли? Здорово! Чё ты там наделал?
— Ничего. — Удивление далось Филиппу относительно легко.
— Какого тогда лешего участковый у нас с самого утра толкётся? Говорит, ты депутата чуть не убил и телохранителей его, едва не до десятка, изуродовал. Врет он, что ли? Как дело-то было?
— Ах вот ты о чем, — “сообразил” Филипп. — Знаешь, батя, меня институт по обмену опытом на три года в Италию направил, на фирму “Марчегалия” — как молодого специалиста. Ну, я в ночь перед отъездом и не удержался — дал пару раз в рыло одному мудозвону. Откуда мне было знать, кто он такой, и что те бугаи, которые вокруг крутились, — его телохранители? Полезли — получили. Все по твоей науке!