Имя собственное
Шрифт:
Рая была сражена этой вестью. Она не плакала, лишь обострившиеся скулы да тени под глазами выдавали её глубокую опустошённость. Наташа обняла вздрагивающие плечи подруги:
– Ну что уж так переживать, дорогая моя. Ты оказалась права в своих сомнениях, только и всего. Сама же говорила, что, каким бы ни был результат, Верочка до конца дней будет тебе родной сестрой.
Я считаю, что во всём этом есть и положительный момент – мама твоя не станет переживать оттого, что ты теперь это знаешь. Такое известие лишь усугубило бы её страдания.
– Ты считаешь, не стоит дальше развивать эту тему? –
– Что ты имеешь в виду под словом «дальше»?
– Если произошла подмена в роддоме, пусть и случайная, это значит, что у Веры где-то есть биологические родители. И они, сами того не ведая, воспитывают мою сестрёнку, Оторвину! Надо предпринимать какие-то действия. «Ведь так не бывает на свете, чтоб были потеряны дети».
Если у Верочки другие мама и папа, имеет ли она право это знать? Имеет. А в пользу ли будет весть об их существовании, ведь она выросла в другой семье? Большой вопрос. Но стоит утаить этот факт сейчас, где взять уверенности, что тайна не вскроется позже? Простит ли Вера нам с тобой этот конспиративный сговор?
– Даже не знаю, что ответить, дорогая моя. Может, всё же…
Не дожидаясь окончания фразы, Рая порывисто поднялась с места, взяла медицинский вердикт и сунула бумагу под закипающий чайник. Факел зловещим сполохом осветил её осунувшееся лицо и, догорая, чёрной пепельной завитушкой упал на плиточный пол. Рая взяла Наташины ладони и встала на колени, потянув подругу за собой.
– Вот так, стоя на коленях и глядя прямо в глаза, мы с тобой, Наташа, должны поклясться, что ни при каких условиях, никогда, ни словом, ни даже намёком не посмеем оскорбить Верочку этим известием! Я клянусь!
– И… я-а… к-клянусь, – сквозь хлынувшие слёзы проговорила Наташа.
Они ещё долго стояли на коленях, обнявшись и наперебой успокаивая друг друга. В воздухе витало ощущение горькой, непонятной, но очень болезненной утраты.
За подрагивающими красными шторками на вагонных окнах спускалась глубокая ночь.
Бесцельно прогуливаясь по ковровой дорожке от тамбура к тамбуру, Рая иногда останавливалась у двери своего купе и, оттянув дверь, вглядывалась в полумрак. Тамара Петровна лежала в той же позе, и одеяло на её фигуре ритмично вздымалось.
– Что вы не отдыхаете, Рая? – улыбаясь, спрашивала Лариса, попутно протирая влажной салфеткой деревянные фрамуги окон.
– Да вот, немного голова побаливает. Жду, когда таблетка начнёт действовать. В купе чуточку душновато. Да и соседка спит, не надо бы беспокоить. А хочется свежего воздуха.
– Ну, это поправимо. Через полчаса Ростов-Главный. Стоим пятнадцать минут. Можно будет погулять, чудесная тёплая погода.
– Пожалуй, так я и сделаю. Спасибо, Лариса. У вас очаровательная улыбка, вам не говорили? Да, впрочем, вы сами наверняка знаете…
Рая зашла в купе и присела на свой диван. Чувствовала, как учащённо бьётся сердце. Долго всматривалась в темноту за окном. Потрогала за плечо спящую женщину, та никак не отреагировала.
Вскоре показались окраинные огни большого города, поезд заметно сократил скорость и наконец плавно подошёл к перрону. Мягко лязгнули сцепки. Рая поднялась, поправила постель и остановилась
Она обернулась на спящую Тамару Петровну, окинула взглядом купе и, перекрестившись, вышла в коридор.
Первой на вокзальный асфальт, тщательно протерев поручни, легко спрыгнула Лариса. За ней спустились с чемоданами и сумками ростовчане, числом четыре. Трое мужчин и женщина. Мужчины убрались в сторону вокзала одни, а женщину, вместе с баулами, подхватило целое восторженное семейство. Аккуратно придерживая длинные полы оранжевого халата, ступила на перрон и Рая.
– Правда, здесь посвежей? – улыбалась ей Лариса.
– Несомненно, дорогая моя. Смотри, к нам новые пассажиры!
К вагону подбежали два молодых парня. Проводница проверила у них билеты и поднялась следом, легко подтянувшись на поручнях. Возможно, показать места. Где-то вдалеке протяжно взвыла полицейская сирена.
Раисе вдруг нестерпимо захотелось курить, хотя с этой дурной привычкой было покончено ещё на втором курсе. Перрон опустел. В ночи повисло томительное ожидание гудка к отправлению.
Оглянувшись по сторонам, Рая собрала в кулак полы халата и… юркнула под состав. Пересекая рельсы, бежала в сторону от вокзала, к депо. Скомкала и зашвырнула попутно в какой-то железный ящик оранжевый расписной халат, оставшись в сером брючном костюме. Обогнула ряд построек и затаилась в тени, прильнув спиною к облупленной стене. Вокруг никого. Мелкая дрожь в ногах и руках постепенно стихала. Вдали раздался прощальный гудок отправляющегося поезда.
Нужно расслабиться, вздохнуть свободно и трогаться к вокзалу.
В туалетной комнате она придирчиво осмотрела себя со всех сторон, тщательно отмыла запачканные мазутом руки, поправила причёску и вышла на привокзальную площадь, помахивая небольшим плоским чемоданчиком.
Услуги такси наперебой предлагали трое. Молча села в машину к тому, что постарше, и на вопрос:
– Куда едем, красавица? Почему одна и без охраны? – отрезала:
– Давайте-ка без вольностей! Пожилой ведь мужчина. Ведите себя пристойно. – И, помолчав, добавила уже примирительно: – В аэропорт!
С очередной получки Рая, намереваясь ехать к Верочке в Отрадное, закупилась в магазине фруктами, шоколадом и другими вкусностями. Долго не решалась, но всё же отважилась и купила дорогущий торт с пресловутой «вишенкой» наверху – тонколистной шоколадной розой.
Торт предназначался врачу. Анна Филипповна – добродушная, ещё не старая женщина, с извечным фонендоскопом через шею наперевес – озадачила старшую сестру плохими новостями:
– У Вероники после перенесённой прошлой зимой острой пневмонии проявились негативные осложнения в органах дыхания. Развился хронический бронхит с характерным кашлем. Девочку он просто вымотал. Пригласили специалиста-пульмонолога, тот её прослушал, но ничем нас не обрадовал. Рекомендовал паровой ингалятор и предположил дальнейшее развитие астмы, которая, как известно, проявляется приступами удушья. Девочка слабенькая, и вопрос встаёт ребром. Необходимо серьёзное лечение.