Имя - Война
Шрифт:
Лейтенант то и дело закрывал глаза и не только потому, что у него нещадно болела голова — чтобы не видеть горе, что шло параллельно полуторке, вышагивало маленькими ножками и еле передвигало старческие, измученные ноги.
Он не мог простить происходящего ни себе, ни тем, кто был поставлен над народом, толкал красивые лозунги и заверял, что спасет, отстоит, не допустит. И не отстоял, допустил, не защитил.
Войска отступали, но он очень надеялся, что там, на Двине, фрицев наконец остановят. Санин готов был лечь там, лишь бы искупить вину пред всеми, кто оставался за спиной, за всех, кому не смог помочь, за всех кто не вышел, не дошел. Его долг теперь бить врага и за них.
У
Санина выбросило в кювет, прямо на труп молодой женщины и раненого ребенка. Мальчишка смотрел на него темными от боли глазами и только шевелил обескровленными губами. А на рубашонке прямо на груди, алело, расплываясь красное пятно, а вместо ручки торчала культя из обрубка кости…
Николай дико закричал, вскочил и начал втупую палить прямо из автомата по пикирующим мессерам. Ему было все равно — прав, не прав, глупо или умно. Шок достиг своего предела, психика дала крен с которым уже не было невозможного, за которым только ярость и желание любым способом убить, и разум тут был уже бессилен.
Следом заклацали винтовки, но смысла в том не было. Бойцов, гражданских все равно равняли и утюжили, кучно ложа бомбы и поливая очередями.
Танкист, видно, как и Николай не выдержал и ахнул из пушки по идущему на бреющем на беспомощную толпу самолету. Вспышка и страшный грохот, скрежет. Самолет врезался в танк, снося на своем пути все встречное, собрал крылом полуторку и телеги, технику, людей.
Осколки рассыпались в разные стороны, скашивая тех, кто еще был жив, в лица дохнуло пеплом, порохом и огнем. Кто-то истошно закричал, охваченный огнем. Николая откинуло в сторону, осколки впились в лицо и грудь. Еще пару секунд лейтенант видел языки пламени, копоть и черный дым, вздымающийся в небо, и потерял сознание.
Она закричала, выныривая из забытья. Распахнула глаза, тяжело дыша и, с ужасом уставилась на знакомого угрюмого старика: что он здесь делает? А где Коля?
В комнату заглянул Дроздов, озабоченно хмурясь, навис над ней, и Лена успокоено закрыла глаза: Саша здесь, жив, значит и Коля здесь, значит и Коля жив. Его смерть ей только приснилась. Кошмар. Это был обычный кошмар…
Раздробленные части четвертой и десятой армии выходили их окружения, прорываясь к линии фронта с боями. А «линии» не было, как не было связи, не было стойкого понимания происходящего. Кто-то принимал бой, отстреливаясь до последнего патрона, и погибал, кто-то сдавался. Кто-то просто чего-то ждал, группируясь в лесу разрозненными частями. Кто-то переодевался в штатское и оседал в «кунаках». Кто-то, имея одну единицу бронетехники — Т-28 давил моторизованную колонну немцев у Минска, а кого-то уже гнали в лагерь для военнопленных.
Немцы, огибая населенные пункты, которые выказывали особое сопротивление, замыкали их в кольцо и планомерно давили траками, бомбили с помощью авиации, поливали минометным огнем, пока не сравнивали с землей.
После восьмого июля прорывающихся частями или малыми группами по два — три человека, стало мало. Поток схлынул, словно иссяк.
Немцы начали зачистку занятых районов, поручив часть населенных пунктов набранным из добровольцев-дезертиров народным группам обороны, местной жандармерии. Раненых, которых оставили ушедшие части, расстреливали или отправляли в лагеря военнопленных. В одном из лесков набралось очень много раненых — его просто подожгли. Вместе с вековыми соснами сгорели и те, кто после стал числиться "без вести пропавший".
По дорогам на Запад двигались вереницы военнопленных, а навстречу им сплошным потоком шли немецкие колонны.
Войска РККА все отступали и отступали. Сильная Красная армия оказалась бессильной. Танковыми дивизиями ломали оборону. Диверсионные группы полка "Брандербург 800" десантировали в красноармейской форме и занимали мосты, плотины, шоссе, и встречали ничего не ведающие отходящие части РККА, гражданских беженцев огнем.
Никто уже ничего не понимал. Везде царила неразбериха и хаос, люди в панике бежали, кто в лес, кто к старой границе СССР, хватая с собой порой совсем ненужное: сломанные велосипеды, цветы в горшках.
В тылу росли очереди и спешно скупались спички, соль, крупы.
В воздушном пространстве царствовали люфтваффе. По полям и дорогам шли фашистские танки и стояла брошенной армейская техника оставляющих позиции красных частей.
Рылись окопы, повсеместно шли ожесточенные бои, позиции красноармейцев закидывали провокационными листовками. Связь часто не работала, невозможно было понять, где немцы сейчас и где будут через час. А вокруг рвались бомбы, стояла канонада боев, валялись убитые и раненые. До первых уже не было дела, до вторых часто не доходили руки.
Взрывались стратегические объекты, эвакуировались заводы, горели поля и леса. Пейзажи менялись на глазах, и казалось, рушится сам мир.
Кругом гуляла смерть.
А за никому неизвестной "линией фронта" начался поиск виновных в разгроме двух армий.
Все это было неизвестно Николаю, тем более Дроздову и Скрябиной. Последние оказались в глубоком тылу.
22 июня — день летнего солнцестояния. Или — равностояние.
В 1938, после репрессий 37 года, достигших небывалого размаха, было принято постановление ЦК ВКП(б) о перегибах, после которого многих отпускали, восстанавливали в партии и на местах. Так, например, восстановили И. Ильичева, в дальнейшем начальника ГРУ, а над его доносчиками был устроен показательный процесс.
РУ РККА было преобразовано из ГШ КА в ГРУ в январе 1942. Тогда же и произошло разделение на две самостоятельные части: агентурную и войсковую разведку. РУ стала войсковой разведкой, ГРУ агентурной.
Вячеслав Михайлович Молотов — Наркомдел с 3 мая 1939 года и Председатель СНК СССР, родился в 1890 году в большой семье приказчика Михаила Прохоровича Скрябина, служившего в богатом доме купца. Кроме него у Скрябиных было еще девять детей, трое из которых умерли в раннем возрасте. Один из братьев Молотова, Николай, стал впоследствии известным композитором.
СССР помогало Германии сырьем и продовольствием. Так же многие немецкие офицеры проходили обучение на советских военных курсах.
6 Как ни странно, но большинство комсостава ЗапОВО встретило войну, где угодно, но не на боевом посту. К. Симонов в то время добирался в Гродно для работы в газете политотдела 3-й армии: "В вагоне ехали главным образом командиры, возвращающиеся из отпусков. Судя по нашему вагону, половина ЗапОВО были в отпусках". Летние отпуска комсостава выиграли в тот роковой июнь злую шутку. В отпуске был: полковник Гришин — 2-я стрелковая дивизии, майор 8-й дивизии Светличный, генерал-майор артиллерии Дмитриев, полковник Иванов — 284 полк 86 стрелковой дивизии, военврач Шапиро 208 моторизированная дивизия. Его например по прибыли в Ленинград ждала телеграмма "Срочно вернитесь в часть", но это было 21 июня и понятно, вернуться из Ленинграда в Волковыск он просто не смог. Туда уже было не добраться.