Имя - Война
Шрифт:
— Перемыст, ну-ка, наведайся, — глянул через плечо на Антона Николай. По виду мужчины сроду не скажешь, что с воинами Красной армии он. Правда и за колхозника не принять — взгляд выдает — наглый слишком, острый. Но то сейчас в самый раз — любому за своего сойдет, подозрений не вызовет, а вот выведать по наблюдательности своей может.
— А что, начальник, могу. Может, фарт пошел — пуста заимка, фрицами еще не обгажена, — кепочку приподнял, ощерившись товарищам. — Ладно, братва, ждите. Авось скоро на полатях после баньки
И попер вперед, руку в брюки.
— Зайдешь в дом, — бросил ему в спину Санин. — Если все нормально, посвистишь.
— Свистну, не сомневайтесь.
— Раздолбай, — качнул головой Васечкин.
— За ним, — кивнул бойцам лейтенант. "Все мы неоднозначны".
И помог Лене подняться, приобнял, помогая идти. Но куда там, проще на руки взять. Да не унести — сам с ног валится.
Они залегли в кустах, напряженно наблюдая за домом. Вокруг никого, тихо, но Перемыст, зашедший в избу не появлялся. Время шло, а мужчины не было. Николай решился узнать, что с ним. Перебежками ринулся к сараю, заглянул в щель — две козы мирно жевали сено, но ни хозяев, ни посторонних не было.
Мужчина двинулся к избе.
Тихо, попытка заглянуть в окна ни к чему не привела — высоко расположены. Куда же Перемыст исчез?
Николай толкнул дверь, выставив ствол автомата. Опять тихо и никого нет.
Шагнул сторожась через сенки, стараясь не задеть инвентарь, ведра, в другую дверь заглянул и чуть не выругался: за столом сидел Антон и дородный, бородатый мужчина. Последний чинно и не торопясь ел картошку и запивал молоком, а первый, словно парализованный кролик на удава, сидел и смотрел на него.
Странная картинка.
Николай перестал таиться и вышел. Замер у порога:
— Здоров будь, отец.
Мужчина уставился на него, не переставая жевать. Окинул хмурым взглядом и, бросив неласково:
— Здоровей видали… родственничек, — вновь сунул картофелину в рот и уткнулся взглядом в миску.
У Санина в животе заурчало, как и Перемыста.
Антон на лейтенанта уставился: видишь, гад, как измывается?
С голодухи смотреть на рассыпчатый картофель, сдобренный маслом, было больно. Еще тяжелее смотреть, как хозяин его ест, сглатывать слюну, и понимать, что гостей здесь привечать не собираются. Все это злило.
— Морда ты кулацкая, — поддел мужика Антон со вздохом. Санин лишь глянул на своего бойца, но осуждать ни его, ни хозяина заимки не спешил, хотя очень хотелось.
— Немцы были, отец?
Мужик глянул, как в лес послал и за молоко принялся.
— Ответить трудно?
— Да гад, говорю! Морда буржуинская, — то ли возмутился, то ли восхитился Перемыст.
Санину надоела немая сцена и он постановил:
— Мы у тебя на ночь остановимся. Девять человек.
Мужик стакан с молоком отодвинул, чинно руки на столе сложил, уставившись на потрепанного командира исподлобья:
— А ежели не пущу?
— Девушка с нами, ребенок совсем. Ранена. Ее тоже не пустишь?
— С вами? Ну, так вам и забота.
— Во, гад, — опять тихо возмутился Антон. Санин глянул на него и кивнул:
— Наших зови.
И прошел к столу, сел напротив хозяина, на освободившееся место:
— Что ж так неласково? Из бывших, что ли?
— А тебе, что за печаль?
Николай взгляд отвел — не нравился ему мужик все больше и больше, и назло ему картофелину взял из миски, хотел съесть да передумал — Лене нужней. Подумал и решил: раз к ним не по-человечьи, так он уговаривать и призывать к совести не станет:
— Мы голодные. На стол собери.
— Мож те еще коня дать?
— Сам возьму, если надо будет.
— Комиссар, да?
— Командир. Лейтенант Красной армии, и на мне ответственность за вверенный состав.
— Ну, иде твоя армия, красный?
Николай понял, что говорить с ним бесполезно. Встал, обошел избу — небольшая, но просторная, чистая, места всем хватит. Вернулся и заявил:
— Ночь у тебя скоротаем. И ужин все же приготовь — не обеднеешь.
Мужик вовсе насупился:
— Командир ишь ты ж, — прошипел. — Ну, че ж с ружьишком-то не покомандовать.
В избу бойцы ввалились, Лену на лавку усадили и затоптались, чуя по мрачному лицу хозяина и не менее хмурому лейтенанта, что неладно дело.
Мужик оглядел воинство, хмыкнул уничижительно и грузно поднялся. Достал из-за печи небольшой мешок с картошкой и вручил первому стоящему у порога — Густолапову:
— Сами обиходитесь.
И растолкав мужчин, вышел во двор.
— Дрозд, посты расставь, — проводив недобрым взглядом ворчуна, сказал Николай.
— Уже, — буркнул тот, оглядываясь. — Сидельников и Летунов.
— Не рады нам, а? — спросил Голушко, а у самого взгляд в миску с остатками картофеля. Фенечкин вовсе ждать не стал, взял и товарищам протянул, тяпнув кусочек.
Санин Лене, что забран нагло, отдал и приказал:
— Ужин соображайте. И располагайтесь, хватит топтаться у порога.
Лена картофелину жевала и на свои руки поглядывала: грязные. Когда она с такими руками была, тем более вздумала пищу ими брать? А тут все равно.
Леня полотенце нашел чистое и давай оглядываться:
— Спирт-то есть? Мужики? Брагу бы!
— Сдурел паря? — проворчал Васечкин.
— А что? Замахнуть бы хоть по соточке, — размечтался Антон и закружил по хате. В сенки сходил и ведь нашел бутыль с мутной жидкостью. На стол водрузил, откупорив, вдохнул и зажмурился:
— Это я понимаю! Живем!
— Отставить!
Фенечкин молча из под его носа бутыль увел.
— Ты это чего?! — возмутился было Перемыст.
— Раненым! — отрезал тот, лишая мужчину и аргументов и мечты.
— Вот так всегда, — буркнул Антон разочарованно.