Имя - Война
Шрифт:
Очередь протарахтела и стихла.
Леня и Лена у кустов затаились, прислушиваясь: тишина.
— Что это было?
— Хрен его знает, — пожал плечами парень. — Но в ту сторону не идем. Береженых Бог бережет.
— Верующий, что ли?
— В такой переплет попади, во что угодно поверишь.
— А я вот не верю…
— Ну и гордись до пенсии, — бросил и пошел вперед, руки в карманы сунув. Лена растерянно ему в спину посмотрела и поплелась следом.
К берегу вышли, залегли, местность осматривая.
— Что делать будем? — спросил Дрозд у Санина. Тот знал не больше друга.
— Вдоль реки пойдем…
Тут справа ветка хрустнула, бойцы насторожились. Лейтенант жестом приказал Летунову проверить, кто там бродит.
— Свои, свои! — послышалось из кустов, и к солдатам молодой, потрепанный мальчишка вышел, вихрастый, улыбчивый. — Свои, родненькие, — замер с поднятыми руками, оглядывая бойцов.
— Ой, мать моя женщина, — протянул Перемыст, растянувшись на траве и поглядывая на паренька. — Откуда же чудеса такие являются? Слышь, малой, ты хоть школу закончил?
— Ага, — закивал тот, улыбаясь широко и наивно, взгляд — дитя.
— Руки опусти. Доложи, — приказал Санин.
— Рядовой Вербенский Станислав Юрьевич, тысяча девятьсот двадцать четвертого года рождения, Великие Луки. Направлен на службу в восемьдесят шестую стрелковую дивизию, — отрапортовал.
— Оружие где?
Парнишка поднял подол гимнастерки, выказывая живот и наган, сунутый за пояс брюк. И улыбнулся еще шире, став похожим на лягушонка.
Перемыст фыркнул и хотел видно высказаться, но глянул на Санина и передумал — промолчал.
— Что здесь делаешь?
— Ховаюсь, — признался честно рядовой. — Сержант со мной, раненый. Не бросать же?
— Ни черта не понимаю, — нахмурился Дроздов. — Восемьдесят шестая здесь откуда?
— Так в плен нас взяли. Случай подвернулся, мы тюкать. А сержант раненый.
— Твой сержант?
— Ну. Севастьян Поликарпович, дюже человек хороший. Я его тут спрятал и сторожу. А тут вы. Вы нас с собой возьмите братцы… товарищи лейтенанты. Пожалуйста.
— Пошли, сержанта покажешь, — кивнул ему Николай, поднимаясь.
Парнишка вперед потрусил, лейтенант и рядовой Густолапов за ним, и Перемыст увязался, на расстоянии держась. Вскоре показался импровизированный шалаш из лапника, за пригорком у камней, в молодом ельнике. Мужчины хвою убрали и сели, увидев обросшего щетиной сержанта с перевязанной головой. Стеклянный взгляд не оставлял сомнений, но Николай все же проверил — пульс попытался на шее нащупать. Его не было.
— Мертв твой сержант, — выдал, ладонью закрывая веки погибшего.
— Как же?… — растерялся Станислав, руки развел, улыбку потеряв. — Он же дышал… Да нет же… Спит, намаялся…
— Умер он, — отрезал Николай, поднялся и закидал лапником тело.
— С нами теперь будешь, — постановил Перемыст, ладонь протянул. — Я — Антон.
— Ссстас… — а взгляд на лапник и почти
Антон хлопнул его по щеке:
— Очнись, сосунок!
— Отставить! — рыкнул лейтенант. — Рядовой Перемыст, еще одно нарушение и я расстреляю вас по закону военного времени!
— Ага? — притих мужчина. — Ладно, лейтенант, сам с контуженным разбирайся.
— Рядовой Вербенский: шагом марш в расположение группы. Кругом!
Парень потоптался и нехотя повернулся, но не пошел, поплелся, еле ноги переставляя.
— Слышишь? — выставил палец Леонид, призывая к вниманию. — Вода журчит, волны о песок шуршат. Река.
Лена все равно было — на ногах еле держалась.
— Хорош шататься, квелая. Переправимся, там точно кто-нибудь из наших есть. Часть — не часть, но деревенька какая должна быть. А значит: жратва, тепло… баня. Переждем, откормимся. Устроимся. Я ж работящий: что помочь — всегда пожалуйста. А мужиков сейчас найди? А жить как? Жрать надо? Надо. Поди на покос, за детьми, огородом присмотри, за скотинкой. А дрова наколоть, сарай там поправить, крышу починить? Я что? Помогу — нас за это приветят, накормят, будем жить-поживать, печали не знать, — размечтался парень, штаны поддернул и ходу к берегу. — Плавать-то умеешь? Я как утюг. Воду терпеть не могу — бррр! Нет, в смысле водоемов. Я мальцом был, чуть не потонул. Жара стояла — мама! Ну я и нырнул без ума. Охладился, блина, еле выплыл.
— Что ж ты болтливый такой? — прошептала Лена, сползая ближе к берегу по пригорку. Замерла на траве, руку баюкая и в спину солдатика поглядывая. А тот не унимался — шатался по кустам, что-то выискивая и говорил, говорил:
— Лодка должна быть… Ну, бревно какое. Зацепились бы и поплыли. Нет, ты глянь, а?! Хоть туда, хоть сюда — ни хрена! Ау? Чего делать будем? — развернулся к девушке. — О, она еще и разлеглась! Ты ж не встанешь! Я тебя пол утра поднимал!
— Что разошелся?… Дай ты отдохнуть немного.
— От ты барышня кисейная! Отдохнуть ей приспичило! Больше ничего тебе не надобно: пирогов с зайчатиной, пряников медовых?
— Как ты меня замучил, — призналась. — Это надо же столько болтать без умолку?… У нас соседка есть… Тетя Клава, старушка милая… но болтлииивая. Встретишь — час потеряешь. Все обскажет: кого, чего, где, сколько, что слышала, кого видела… Я тебя "тетя Клава" буду звать.
— Резвишься, да? — скривился, глянув на нее и вдруг кинулся к девушке, припал к земле рядом, рот Лене ладонью накрыв. — Тихо.
Девушка руку его убрала:
— Аккуратней…
— Тихо, говорю! — прошипел шепотом. — Ходит кто-то, говорит, слышишь?
"Отставить!" — донеслось явственно и у Лены зрачки расширились: этот голос она бы не спутала.
— Коля…
— Какой Коля? — навис над ней Леня, глаза дикие от тревоги.
— Свои это.
И крикнуть бы, а сил нет.
— Беги на голос — это свои… Я с ними.
— Те, что ли? — нахмурился.
— Да…
— Блина! А если?…
— Свои точно! — подняться попыталась, но только ниже съехала. — Иди… тетя Клава!