Имя - Война
Шрифт:
— Да! Потому что хочу, чтобы и вы и она это знали! И понимали, с чем играете! — закричал тот.
Пара секунд глаза в глаза и Николай опустил голову:
— Твое предложение?
— Оставить в деревне. Ей не место с нами.
— Может, вы меня спросите?! — не сдержалась девушка.
Бойцы дружно покосились на нее, переглянулись меж собой и зашевелились.
— Быстро доедаем, складываемся и переправляемся, — глухо постановил Санин. — Молча!
Лена озлилась отчего-то, рванула вверх, желая встать, но только приподнялась над травой — обратно приземлилась. В ушах звон и перед глазами туман. И словно ватой обложили — не
Николай успел ее подхватить, на Антона уставился: довел? Молодец! В зубы бы тебе за такое паскудство!
— А я что говорил? — тихо бросил Перемыст. — Схороните по дороге, — сунул руки в брюки и попер к берегу, лодку чинить помогать.
Лена чувствовала себя отвратительно, что физически, что морально. Мысль о том, что она сознание потеряла, какая-то буржуазная девица, угнетала. А телу было все равно на метания души, его сотрясало от боли и озноба и голову нет-нет, обносило, и слабость все сильнее давила, как не пыталась девушка с ней справиться, прогнать.
Она смотрела на деловитую суету бойцов и все силилась понять, чем может помочь, а мысли — предатели вязли.
К ночи все было готово.
Первыми переплыли на тот берег Дроздов, Голушко, Летунов и Васечкин в лодке. Чертыхался тот сквозь зубы, на ногу ноющую от раны пенял.
Лену от холода било. Она стояла, смотрела вслед плывущим в темноте и тишине бойцам и на оставшихся косилась. Не хватало Пал Палыча, Гриши Полунина и Никодима. А спрашивать где они — страшно. Спроси, а вдруг скажут — погибли, а как со смертью примириться? Сколько можно множить в памяти убитых? Не выдержать — тяжел груз. Лучше не знать и думать, что остались они в какой-нибудь деревне, раненные, но живые. И они вернуться за ними, обязательно встретятся, как только советские войска пойдут в наступление. И пойдут, очень скоро пойдут — не может быть иначе.
И того, что Леня и Антон рассказали — тоже! Не может, и все!
Но все равно страшно до дрожи и хочется спрятаться, зарыться, заснуть, как какой-нибудь жук на зиму, чтобы проснуться и опять как раньше: легко, светло, понятно. Кончился кошмар, да и не было его. Сон, всего лишь сон, пусть и жуткий, пусть и дурной.
Одно только спросила у Николая:
— Что дальше?
Мужчина покосился на нее и промолчал. Не было ответа, сам не знал. Карты нет — на ней до Пинских болот только и было отмечено. А в них сидеть нельзя, бессмысленно. Чтобы приказ Банги выполнить — нужно места искать подходящие: с населенным пунктом рядом, чтобы питание бойцам обеспечить, глухие — чтоб немцы ноги обломали, пытаясь достать, и от мест дислокации воинских подразделений фрицев максимально выгодные — чтоб толк от налетов был.
Наобум искать те заповедные места придется. Не зная местности, не имея карты — только так и получится.
Или все-таки к своим пробираться?
Летунов обратно лодку пригнал. Вылез плечами передернул: бр-р:
— Студено.
— Как там?
— Спокойно.
Лейтенант махнул рукой Сидельникову, Камсонову, Скрябину на руки подхватил, в лодку усадил и толкнул от берега. Второй рейс.
— Я… плавать не умею, — ежась признался мужчине Фенечкин.
— В лодке поплывешь, как барин, — буркнул Перемыст. Так и переправились.
Николай от Вербенского неприятностей все ждал, но он слова не молвил, рядом поплыл, только обернулся пару раз на оставленный берег. А как вышли на другой, постоял и обратно ринулся, будто укусил кто.
— Куда?! — сдавлено рыкнул Санин. Но ни ответа, ни привета — гребет. Так и скрылся в темноте. Был рядовой Вербенский и нет.
— Свихнулся, — заверил Перемыст.
— Утоп, — охнул Камсонов.
— Вот дурак паря… Что ж ты натворил? — только и вздохнул Васечкин.
Лена же пошатнулась и без сил осела на мшистый пригорок.
Она отупела от ежедневных смертей и уже не понимала ни себя, ни окружающих людей.
Она вообще больше ничего не понимала, замкнулась и будто пропала.
Глава 9
Они брели по лесу и не понимали, куда идут. Горстка оборванных, грязных, обросших щетиной мужчин и доходяжная девчонка, с виду похожая на изнуренного ребенка. То еще воинство.
Все происходящее было сродни ирреальности и никак не принималось за действительность, хотя за неделю можно было бы если не привыкнуть, то принять. Но кто б сказал Лене, что в этом бреду они уже семь дней живут — не поверила. Ей казалось, что с той последней шахматной партии в поезде прошел век, еще два с момента, когда Надя помогала ей укладывать чемодан в дорогу, и десять с тех пор, как она треснула учебником по литературе по голове дурака Григорьева, который все время дергал ее за косу.
Спроси ее — было это вообще? Она бы не ответила. Мир сгорел и превратился крошечный островок из леса и болот, по которым они бродят и бродят. А больше ничего и никого нет, а может быть и не было.
Дрозд поправил лямку автомата на плече и хмуро покосился на Николая:
— Пчелу устраивать нужно срочно. Совсем плохая.
— На Васечкина посмотри, — огрызнулся мужчина. Без Сани знал, видел. Но как назло — лес, лес и лес вокруг. И болота, черт их дери. Только выберешься, обсохнешь, опять увязнешь. И ощущение, что бродишь по кругу в безвременье. Одно с ума совсем сойти не даёт — гул самолетов, что то и дело раздавался над головами.
Вот и сейчас с натужным воем несло фашистскую авиацию на северо-восток.
Антон задрал голову:
— Ни хрена ж их носит. Один, два, три… Мать честная, братцы, куда же их?
— Бои где-то. Это бомбардировщики, — заметил Дрозд.
— Где? — шмыгнул носом Камсонов. — Канонаду бы слышно было.
— Хрен ты чего в это глуши услышишь, — процедил Фенечкин. — Бродим здесь, как лешаки какие! Люди-то вообще есть, нет? Остался кто живой?!
— Отставить истерику! — гаркнул Николай.
Лена, пока бойцы остановились и переругивались, к сосне прислонилась, сползла вниз к корням, глаза закрыла. Каждая клеточка внутри дрожала и голова чудовищно болела. А ведь идти надо, надо идти. И заплакать бы, но даже на это сил нет.
Из кустов, посланные вперед, на разведку, Летунов с Густолаповым вынырнули, встали перед Дроздовым:
— Сторожка там, товарищ лейтенант. Видно заимка, может и лесника. Добрая. Место хорошее, вокруг никого. Людей не видели, но лошади в загоне, значит, хозяин где-то здесь. Одну-то такую скотинку не оставишь. Красавцы кони-то. Семья. Жеребенок. От таких не уйдешь. Надолго не оставишь, — доложил Семен.
Санин с Дроздовым переглянулись, остальные бойцы подобрались — жилье это хорошо, жилье это тепло, харч, сон опять же, не на голой земле, когда даже кости замерзают от сырости, а комарья туча так и норовит изъесть.