Имя заказчика неизвестно
Шрифт:
— Ты свободна?
— Конечно, Денис, и жду распоряжений.
— Отлично! Аллочка, нужно отработать все связи утонувшего писателя Юкшина, и желательно побыстрей. Сделаешь?
— Конечно, шеф, к вечеру жди результат.
Денис положил трубку, сцепил руки за головой и блаженно потянулся. Хорошо иметь таких бесценных сотрудников.
Через четверть часа Алла перезвонила:
— Денис, ты знаешь, я… мне очень неловко… оказывается, сегодняшний день выпадает. Но завтра я за него возьмусь, обещаю.
Ох уж мне эти личные обстоятельства, подумал Денис, но вслух, разумеется, ничего такого не сказал.
— Ладно, созвонимся, только завтра будет уже другое задание.
— Как скажешь, — кротко согласилась Алла.
Денис глянул на часы: около двух.
…Пока Денис обедал, Голованов должен был отыскать оставшихся сопредседателей «Прогрессивной России» — Улова и Похлебкина. Причем сделать это желательно было до следователя, занимавшегося этим делом. А то, что Васильев Улова с Похлебкиным до сих пор не допрашивал, Голованов знал наверняка. Впрочем, поставив своему сотруднику такую задачу, в благополучное ее разрешение Денис сам не особенно-то и верил. Ну ладно, что уж теперь, как получится, так получится. Голованов, в свою очередь, перепоручил Улова заботам Щербака, а себе взял Похлебкина…
Турецкий с аппетитом кушал (этого у него было не отнять при любых обстоятельствах), а Денис только пил минеральную воду. Что не мешало Турецкому говорить, а Денису — внимательно слушать.
Турецкий рассказал, что не знаком лично с олигархом Клеонским и что всячески старался уклониться от участия в следствии по возбужденному против него делу. Впрочем, таких дел было не одно, а на памяти Александра Борисовича как минимум три: по обвинению в неуплате налогов — раз, по обвинению в неуплате налогов — два (более свежее) и по обвинению в махинациях в какой-то авиакомпании, крупным акционером которой Клеонский некогда был.
— Это все политика, как вы считаете, Александр Борисович?
— Денис, хочешь честный ответ?
— Разумеется.
— Не знаю. Понятия не имею. И не желаю иметь. Мне, знаешь ли, скажу тебе по секрету, стоило некоторых трудов организовать себе командировку, как раз когда последняя кампания против Клеонского началась, так что сейчас все это происходит без моего скромного участия. И слава богу! Он там у себя в Лондоне что-то не то сказал про Президента, а может, и не сказал, может, это сочувствующие ему СМИ потом такой вид сделали, задним числом цитату выдали, чтобы представить ситуацию как политическую травлю невинного бизнесмена. С этими миллиардерами никогда ничего не разберешь. И чего им не живется спокойно, спрашивается? — Турецкий вытер губы и на секунду задумался. Денис явственно прочитал промелькнувшую в его глазах мысль: не взять ли десерт? Судя по тому, что помощник генерального прокурора вздохнул, десерту на столе появиться было не суждено. — Короче, извини, Денис, тут я тебе ничем не помогу, кроме самых общих сведений. И некоторых собственных мыслей. Видишь ли, Клеонский — не совсем тот человек, который всегда отстаивал либеральные ценности. Он стал либералом в изгнании.
— Не понял? — удивился Денис.
— Объясняю. Олигарх в изгнании — это существо, прямо противоположное, допустим, революционеру. До революции революционер либерален, а потом он бац — и учреждает тайную полицию. С нашими миллиардерами все ровно наоборот. Здесь они зверствуют, а за бугром вдруг оказываются борцами за правое дело и чуть ли не политическими беженцами.
— Клеонский же не первый день в политике, — возразил Денис. — Он сопредседателем «Прогрессивной России» стал не вчера.
— Ну и что? Для Клеонского власть — это высокодоходный финансовый инструмент, и в значительной степени благодаря таким, как он, мы сейчас имеем то, что имеем.
— Я слышал, что арестован контрольный пакет акций его компании…
— Слышал он, — ухмыльнулся Турецкий. — Тоже мне большой секрет. Правильно слышал, конечно. Теперь Клеонский из своего туманного далека кричит, что раз ему какой-то там лакомый кусок оторвать не удалось (или, читай, удалось, но его скоро отнимут), то теперь он, этот самый кусок, должен принадлежать всему народу, а не каким-то отдельным мутным «прихватизаторам». Нехило?
— Нехило-то нехило, — сказал Денис. — Но действия государства в таком случае со стороны выглядят не сильно привлекательно.
— Это как же?
— А вот так! Дескать, зачем нам что-то создавать, когда гораздо легче оградить все забором, а в нем оставить дверку, ключи от которой отдать главному вахтеру. А уж он разберется, сколько еще дверок нарезать и вахтеров поставить.
— Ну знаешь, — разозлился Турецкий, даже отложив нож в сторону и пользуясь одной вилкой, — тоже мне младореформатор нашелся! Что ты вообще в экономике понимаешь?!
— И вообще, — невозмутимо продолжал Денис. — В России именно такой способ бюрократического обогащения сейчас процветает. Он самый популярный, самый быстрый и самый вредный — вот мое мнение. И если Генпрокуратура себя так ведет в отношении самых богатых людей страны, значит, экономическая стратегия государства — именно такая, как я сказал. А это грустно.
Воцарилась пауза на несколько минут, в течение которой все шло как в самом начале: Денис пил воду, Турецкий жевал, правда, уже без особого аппетита. Наконец он проглотил последний кусок и решился на перемирие.
— Денис, — мягко сказал Турецкий. — Я не хочу с тобой ссориться. Тем более по поводу каких-то абстрактных олигархов, с которыми мы с тобой даже никогда не будем знакомы. Пошли они куда подальше! Зачем ты хотел меня видеть? Есть что-нибудь еще, что тебя интересует, кроме Клеонского?
— Александр Борисович, вы знаете такого следователя Мосгорпрокуратуры — Васильева Антона Викторовича?
Турецкий немного поморщился. Покусал кусок салфетки, как бы не решаясь говорить, потом махнул рукой:
— Есть такой профессиональный анекдот. У прокурора города день рождения. Сотрудники мучаются над лестными эпитетами для текста поздравительной открытки. И тут в комнату заходит следователь. Все сразу к нему: «Ты можешь хорошо сказать о нашем начальнике?» Следак, не задумываясь, отвечает: «Тупой самовлюбленный пидор!» Общий бурный восторг: «Действительно, хорошо сказал! Так и запишем: обладает редким умом, знает себе цену и, главное, неравнодушно относится ко всем подчиненным». Вот это о Васильеве. Он когда-то у нас на Большой Дмитровке стажировался, надеялся задержаться, да не вышло. Теперь, говорят, снова вверх карабкается. Оч-чень энергично.