Имя Зверя. Том 1. Взглянуть в бездну
Шрифт:
– Он неисправим. – Гончая повернулась к сидхе, и та – о чудо! – согласно ухмыльнулась, кивая.
– Когда мы впервые столкнулись с этими призраками, я приписал это просто разрыву реальности, наподобие того, что привело в наш мир милейшего мэтра Кройона. Потом случился второй – Храм Феникса. Я постарался придумать с ходу некое объяснение… Полагаю, вы его помните.
– «Призрак с другого бытийного плана… зачем-то ему нужен именно Тёрн…» – с ходу процитировала бывшая Гончая.
– Но я отнёс эту удивительную аффинность призраков именно к общей «странности» дхусса. Ну скажем, подобно тому, что камень падает наземь, а не улетает в небеса. И удовольствовался именно этим. Не пошёл дальше. Отчасти потому,
– Распечать тебя во все кости, мэтр, прошу прощения, конечно же!
– Да-да, ты безусловно прав, Брабер.
– Так в чём дело, сожри меня демонюки?! – взревел окончательно лишившийся терпения гном.
– Гниль. – На лице Ксарбируса появилась та особенная улыбка, что случается только у настоящего книжника, или мага-исследователя, или алхимика, когда ему наконец-то «всё стало ясно». – Помните, как Гниль шла за нами по пятам через весь Гиалмар? Как случился её прорыв в море, чего никогда не бывало?
– Ну и?.. – Брабер отступать не собирался.
– На Гниль слетаются могильщики. – Ксарбирус обвёл всех спутников тяжёлым взглядом. – Мы с коллегой Шелдари когда-то подошли к решению близко, очень близко… но не довели работу до конца, увы. Были молоды, увлекались, кидались из стороны в сторону… Так вот, мы предположили, что от нашего мира тянутся к другим бытийным планам непроходимые обычно каналы, особые пути; в отличие от порталов и прочего, как, скажем, у таэнгов, эти связи постоянны. Мы попасть на них не можем… Вернее, можем, но лишь посредством того же портала. Но по тонким, незримым нитям на другие планы сочится… не знаю, как назвать, но пусть будет «запах». Запах нашего мира. Особый, его не спутаешь ни с чем другим. И вот в один прекрасный момент к этому запаху примешалась Гниль. В обычном лесу к разлагающемуся трупу зверя или птицы тотчас спешат жуки-могильщики, все, кто питается падалью. И, сдаётся мне, эти Тени – такие же могильщики. – Алхимик сделал паузу, словно опытный лектор, предлагающий задавать вопросы.
– Почему же им тогда нужен Тёрн? Ну могильщики, ну запах сочится, но при чём тут наш дхусс?
– А при том, Стайни, что наш дхусс – сам дитя Гнили, – отчеканил Ксарбирус. – «Чорная лялька». Неудивительно, что та милейшая девочка, Мелли, следует за ним неотступно. Он, конечно, совсем иной, чем прочие. Да ещё в сочетании с выученной неведомо где магией Безмолвной Арфы… И сама Гниль тоже следует за ним. Неотступно.
– Когда мы оказались в той крепости, – задумчиво проговорила Стайни, – Тень пыталась дотянуться до Тёрна. Просто сграбастать его, и всё. Что ей было нужно, мэтр, если она, по твоим словам, – могильщица?
– Здесь я вступаю в область непроверенных гипотез и умозрительных спекуляций… прости, Брабер. В область просто мыслей и предположений. Если Тёрн каким-то образом «изменён» Гнилью, то, не исключено, теням он нужен, чтобы обрести новые силы, полноту, если можно так выразиться. Плоть. И уж тогда приняться за наш мир всерьёз.
– И ты, мэтр, – сидха кивнула на выстроившиеся в ряд скляницы, – всерьёз решил проверить эту свою, как ты выразился, гипотезу?
– И ске… спе… куляцию…
– Именно, Брабер. Мне нужно убедиться.
– В чём, распечать меня во все кости?! – взревел гном.
– Попытаемся, друзья, – усмехаясь, алхимик оглядел спутников, – попытаемся подсунуть этим Теням некую обманку.
– Какую ещё обманку?
– Девочку Мелли.
– Благородная доньята Алиедора Венти! – Старый маг говорил высоким фальцетом. Совсем недавно этот голос показался бы Гончей смешным до колик. Теперь же, однако, смешно ей не было. Совсем. – Как же, как же. Узнаю. Фамильный профиль старого сенора Венти, а глаза – от матери. Мне, благородная доньята, доводилось бывать в ваших краях. Так что, само собой, я в Свободных королевствах знаю все семейства высокого происхождения. Можешь не сомневаться.
Она не сомневалась. Спеленавшее её заклинание никуда не делось, Гончая не могла пошевелиться и едва была способна дышать.
– А эти ноори, видать, славно намяли тебе бока, чародей, – прошипела она в ответ, чтобы дать хоть какой-то выход душившей её злобе. – Всех твоих как тягун языком слизнул. Никого не осталось.
– Ты совершенно права. – Старый маг поудобнее устроился на грубой скамейке, пристально глядя на Гончую. – Эти двое – поистине страшные противники. Мы понесли тяжкие потери. Не вижу необходимости что-либо скрывать, доньята. Потому что я хочу предложить тебе сделку.
Алиедора навострила уши.
– Да-да, именно сделку. Если ты ещё не поняла, Алиедора, устоявшийся порядок вещей рушится в тартарары. Мы едва сдерживаем Гниль в наших коренных владениях, а уж в Свободных королевствах, в Вольных городах, в южных княжествах она бушует вовсю. Мне доложили, что случился прорыв даже в море – в море, представь себе, такого не случалось нигде и никогда! Однако дохлые многоножки, плавающие по водной глади, – увы, не выдумка перепившихся рыбаков. Наша распря с Некрополисом, твоими новыми хозяевами – ничто по сравнению с этой угрозой. А тут ещё и ноори… – Он покачал головой и поцокал языком. – Некоторые из моих коллег, склонные к панике, не преминули впасть в оную и провозгласили, что настали «последние дни». На моей памяти это уже третий случай, что позволяет мне отнестись ко всему с изрядным скептицизмом, хотя надо признать, что из всех трёх случаев нынешний – самый тяжкий. Так вот, Алиедора, – колючий взгляд старика впился в неё. – Тебя надёжно защитили от заклятий, построенных на Камнях Магии. Да-да, я знаю. Некто Метхли был весьма красноречив, описывая, – тут маг оттопырил губу и голосом, очень похожим на трёхглазого чародея, прогнусавил: – «Муки и страдания неисчислимые, на долю мою выпавшие, доколь длилось пребывание моё во плену у злокозненного кора Дарбе, варварами северными предводительствовавшего». И да, разочарую тебя, но досточтимый Метхли уцелел и на сей раз. Он выжил, когда ты уничтожила всё живое в замке Венти, выжил, когда твои руны сожгли даже воздух в пыточной…
– Что вам от меня нужно? – не выдержала Алиедора. Каждое слово давалось с превеликим трудом. – Я не понимаю… Никто не задаёт чётких вопросов… только грозят пытками и прочим…
– Голос у тебя дрожит, словно ты собираешься расплакаться, – заметил чародей. – Дорогая моя, мне известно, что Гончие плакать не могут. Слёзы у них служат сугубо утилитарной цели, а именно увлажнению глазного яблока. Кроме того, ты готова была на всё, даже на пытку, только бы не унизиться до ответов. Для тебя поражение, похоже, куда хуже физической боли. – Он нагнулся и посмотрел прямо в лицо Алиедоре. Его собственные глаза – серые, упрямые, совершенно не походили на блёклые, выцветшие, что доньята привыкла видеть у стариков. – Ответь мне, Алиедора. Ответь мне толком. Без раскалённых клещей и тому подобного. И без третьего глаза господина Метхли. И без протокола мэтра Эммера.
Ей не требовалось напрягать память, чтобы вспомнить уроки Латариуса.
– Эммер, значит, – прошипела она вновь. – Взломать мне память, выкачать всё и оставить пускающей слюни дурочкой?!
– Примерно так, – спокойно кивнул маг. – Я буду с тобой предельно откровенен, Алиедора. Твоего Тёрна у нас уволокли из-под носа. А ты не представляешь, насколько он важен…
– Не представляю, – перебила она его. – Может, ответишь?
– Мы считаем, что он – один из ключей к Гнили.
– Слишком туманно, господин маг. Кстати, раз уже меня тут зовут «благородной доньятой», какое титулование приличествует вам, господин?