Имя Зверя. Том 2. Исход Дракона

Перумов Ник

– Долье…

– Боюсь, там сейчас ужас похлеще, чем после Гнили, – бросил Латариус, отворачиваясь. Девушка, которую он поддерживал, застонала.

– Сейчас, милая, сейчас помогу. – Латариус остановился, одной рукой скинул сумку с плеча. И, вдруг обернувшись к Дигвилу, некрополисец сказал прежним негромким голосом: – Поверни кольцо, благородный дон. Камнем наружу. Объяви себя.

Дигвил перевёл дух. Бросил взгляд на жену. Та почувствовала, подняла глаза, улыбнулась, несмотря ни на что; Альвейна и Десмонд оба смотрели,

как мама убирается с найденным малышом. Отца они ещё чуть стеснялись, отвыкнув за долгие месяцы.

Зарево на юге медленно опадало. Жаркий суховей сменялся обычным ветром, обычным для этого времени года, сырым и холодным. Ошалевшие люди натягивали обратно рубахи, кафтаны и кожуха. Кое-где загорелись костры.

– Не мешкайте, лорд Дигвил, – едва разлепил губы Латариус. – Пришёл ваш час.

Рыцарь вздохнул, в последний раз бросил взгляд на жену, улыбнулся несмелым улыбкам малышей и решительно повернул фамильное кольцо камнем наружу.

Глава XVI

– Вот это ударили так ударили. – Магистр стоял, заложив руки за спину и глядя на полночь. Там, над далёкими Реарскими горами, по небу растекалось алое пятно, словно полыхающая кровь, пролившаяся в тёмную воду. – Ай да господа маги. И зачем им мои воители, когда под рукой такая мощь? Да ещё и големы…

Остальные братья-рыцари, вскочив, тоже смотрели вдаль. Сидеть у жарко пылающего костра остался один трёхглазый чародей Метхли. Он даже не повернул головы; сидел себе, протянув к огню озябшие, подрагивающие руки.

– Скучно и неинтересно, Метхли? – Рыцарь не смотрел в сторону собеседника. – Вы это хотите сказать?

– Скучно и неинтересно, – глухо отозвался колдун. – Навсинай ударил. Сила огромная. Получится ужас что. Даже подумать страшно.

Трёхглазый волшебник откинул капюшон, и магистр, наконец соизволивший взглянуть на мага, брезгливо поморщился, не скрывая отвращения.

– От вас разит, Метхли, как от самого последнего нищего.

– Гниль сильнее с каждым днём, – без всякого выражения отозвался трёхглазый. – Ничего удивительного, на мне это тоже отражается.

И впрямь, весь лоб чародея вокруг третьего глаза и до самых висков покрывали огромные, вздутые гнойники. Желтоватая жижа сочилась из пор, проступала из всех складок воспалённой, бугристой кожи, кислое зловоние расползалось вокруг, так что даже привычные ко всему братья-рыцари старались отодвинуться подальше. Гноились у чародея и кончики пальцев, Гниль окаймляла отросшие ногти.

Магистр скорчил гримасу, напоказ достал платок, прикрыл им нос и рот.

– Маги ударили. Не чувствуете?

– Чувствую. И что с того? – Чародей даже не потрудился пожать плечами. Всё его раболепие куда-то делось, уступив место тому, что постороннему глазу могло показаться тупой апатией и полным равнодушием.

– Даже я ощущаю, как рвутся сухожилия у этого мира. А вы?

– Я, милорд магистр? Я всего лишь жалкая развалина, огрызок, тень себя бывшего.

– Прекратите самоуничижаться. Что вы ощутили?

– Гниль вскричала разом и от боли, и от радости, – без выражения произнёс трёхглазый. – От боли – потому что сгорело множество её частиц. От радости – потому что ей открылись новые врата.

– А можно без туманностей в духе прорицающего жреца?

– Без туманностей не смогу, милорд. Я ж там не был, обычными глазами не видел, простите покорно. Только Гниль отозвалась во мне, вот и всё. Я постарался проговорить это словами, как сумел.

– А что теперь? Что говорит та Гниль, что в тебе?

Маг равнодушно пожал плечами:

– Она молчит, милорд. Я не могу принудить Её отвечать мне.

– Тогда берись за дело. – Магистр отбросил надменно-вежливое «вы». – Я должен знать, есть ли хоть какие-то перемены в Гнили вокруг нас.

– Слушаю и повинуюсь, милорд, – Метхли закряхтел и поднялся.

Отряд братьев-рыцарей пока оставался на прежнем месте, вблизи главного пояса навсинайских укреплений вдоль Делхара. Магистр чего-то ждал, не делясь ни с кем своими намерениями. И конечно, никто не задавал ему никаких вопросов. К объявленной цели – старому храму – магистр тоже почему-то уже не торопился.

– Интересно, очень интересно. – Рыцарь по-прежнему глядел на далёкое алое зарево, что поднималось всё выше и выше, так что звёзды тонули в кровавом пламени. – Могу лишь догадываться, что они туда всадили. Хоть сколько всадили – знаю почти наверняка. Не могу понять, однако, как это там оказалось.

– Поверьте мне, милорд, это уже неважно, – вдруг перебил Метхли. – Навсинай зашёл слишком далеко. Слишком далеко, – повторил он, дрожащей рукой стирая со лба обильно проступивший гной.

– Меньше болтовни, Метхли, – рыкнул магистр. – Говорите толком, кратко и по делу. Что значит «слишком далеко»? Какой именно барьер они переступили?

– Ударили слишком сильно. Гниль обретёт больше свободы.

– Только этого нам и не хватало, – ругнулся магистр.

– И взгляните туда, милорд. – Маг вдруг вытянул руку.

С холма, где устроили свой лагерь братья-рыцари, днём хорошо были видны многочисленные башни, рвы перед ними и изломанные линии-росчерки частоколов. Сейчас их окутывала тьма, горели лишь редкие сигнальные огни, однако ночь к западу от укреплений дышала разогретым железом, шипела, выпуская пар из бесчисленных клапанов, поблескивала рубиновыми глазницами – големы выстроились длинными шеренгами, что казались отсюда почти бесконечными. Сейчас всё это скопище пришло в движение, словно управляемое единой волей. Широкие ворота открывались, на цепях опускались целые погоны бревенчатых частоколов, множество железных бойцов, держа равнение, шагало к реке, без колебаний входя в холодные воды.