Имя Зверя
Шрифт:
— Вы видели профессора Махди? — спросила она.
Фатна покачала головой.
— Он не приходил?
— Нет. Сегодня он должен быть в университете, но я думаю, его тоже прикрыли.
— Понятно. Спасибо, Фатна.
Она направилась к двери. Затем, поколебавшись, повернулась.
— Что вы будете делать, Фатна? Куда вы пойдете?
— Понятия не имею. Мой отец говорит, что найдет мне мужа, что мне все равно пора выходить замуж. Больше ничего не остается. — Она помолчала. — Доктор Манфалути, тут кто-то вас спрашивал. Несколько дней назад. Я сказала им... сказала, что не знаю, где вас
— Кто это был? Он представился?
— Их было несколько. Я думаю, религиозная полиция, но не уверена. В наши дни все так изменилось. Никогда не знаешь, кто стоит перед тобой.
— Ясно. Ну хорошо, спасибо. Будьте осторожны, Фатна.
— Да. И вы тоже.
Айше направилась к своему кабинету. Дверь оказалась незапертой. Еще не открыв ее, она поняла, что найдет внутри. Но ее все равно потрясла эта злобная, расчетливая работа. Здесь, без сомнения, поработала та же рука, которая разрушила гробницу. Отсутствовало все: все бумаги, все фотографии, все записи об исследовании верхней камеры гробницы, единственной, которую успели описать.
Он провел здесь весь день, но его смена уже кончалась. Еще через час он сможет выпить чашку кофе и угоститься пирожным. Неплохо бы пивка, а еще лучше женщину, но его новые боссы такие щепетильные, он так и не разобрался в них. Так что надо вести себя осторожно. Не торопясь, как и раньше, оценивая, насколько далеко можно зайти, прежде чем кто-либо что-нибудь заметит.
Если он не наделает ошибок, то распрощается с улицей и получит кабинетную работу, к которой всегда стремился. Этим людям нравится, если вставлять к месту благочестивые выражения — скажем, «салла 'ллах» или «астагфару 'ллах». Скоро они все будут в его руках — вне всяких сомнений. Кроме того, есть и другое железо, которое нужно ковать, пока горячо. Голландец — настоящий золотой мешок, если за него правильно взяться.
Но сейчас ему было скучно, он устал и замерз и не хотел ничего, кроме кофе. Женщина не показывалась уже несколько дней, не говоря уже о ком-либо еще. Очевидно, она учуяла крысу и сбежала. В эти дни у многих людей обострился нюх на крыс. Конечно, часть крыс была с четырьмя ногами и хвостом. Другие же были людьми. Да, нюх у нее что надо.
Внезапно он поднял глаза. Женщина, спускавшаяся по музейным ступеням, вполне подходила под описание. Должно быть, она проскользнула внутрь, когда он устроил себе Перерыв. Ну да, ему надо было облегчиться — а что? Никто ничего не узнает. Когда она проходила под фонарем, ему показалось, что он ее узнал. Да, наверное, это она.
Он вынырнул из тени, в которой скрывался, и направился вслед за ней.
Глава 20
Лондон, вторник, 30 ноября
Темно и в Англии. Глухая, непроглядная зимняя тьма. Крылья черных птиц, летающих под серым небом, ловят капли ночного дождя. Люди забились по домам, слушая монотонный шум дождя.
Равнодушно смотрели «Коронейшен-стрит», «Соседей» и повторение «Далласа», чтобы хоть чем-нибудь развлечься. Они проводили свою жизнь перед голубыми экранами.
Свет фонарей вдоль длинных набережных Темзы плавал на черной воде. Река
Высокая башня Воксхолл-Хауса из стекла и бетона поднималась над улицами как утес. На девятом этаже в одном из незанавешенных окон горел свет. Вспомогательный персонал разошелся на ночь по домам, кроме группы радистов, шифровальщиков, курьеров и уборщиков.
С девятого этажа открывался широкий вид на Белгравию. Отсюда город казался мирным, красивым, почти живым. Кто-то однажды заметил, что человек может почувствовать здесь себя Богом, видя под собой весь мир.
Но генеральный директор не чувствовал себя Богом; он вообще почти ничего не чувствовал, кроме грызущего сомнения, что его жизнь прожита зря. Он посвятил тридцать лет защите Англии от внешних врагов, и все это время самую плоть Англии разъедало изнутри. Отвернувшись от ночи за окном, он посмотрел на людей, сидящих за длинным столом.
— Джентльмены, — сказал он. — Благодарю вас, что пришли. Прошу меня простить, что так спешно вызвал вас. Я знаю, некоторых ждет важная работа. Но уверяю вас, это совещание абсолютно необходимо.
Головы понимающе закивали. Перси Хэвиленд созвал на совещание заведующих всеми отделами Ближнего Востока и Передней Азии. Собрались все, кто руководил работой по Ближнему Востоку, Северной Африке, Персидскому заливу и субконтиненту (Пакистан), а также главы некоторых секций: Египта, Турции, Сирии, Израиля, Саудовской Аравии, Ирака и Ирана.
Хэвиленд был генеральным директором, «начальником», уже десять лет — солидный срок. Ему приходило в голову, что это назначение было ошибкой. Он был бойцом «холодной войны», он съел зубы на Штази и КГБ, сперва служа в министерстве иностранных дел и по делам содружества, затем как глава отдела по Восточной Германии, Польше и, наконец, России. Его назначение почти совпало с окончанием «холодной войны», падением Берлинской стены и очередным выдвижением Ближнего Востока в эпицентр мировой политики. Через два года разразилась война в Персидском заливе. Он чувствовал себя человеком, вынужденным укрощать зверя, с которым ему никогда не совладать.
«Укротил ли кто-нибудь из них зверя?» — подумал он. Он оглядел комнату, и ему показалось забавным, что все сидящие за столом слишком молоды, чтобы помнить Суэц или Багдадский пакт — по крайней мере, профессионально. Все они не понаслышке знали Иранскую революцию и войну в Персидском заливе; самые старые застали уход из Адена. Разумеется, они знали свой Ближний Восток, они бегло говорили по-арабски и на иврите, по-турецки и по-персидски. Они проводили выходные с оксфордскими профессорами, а по вечерам ходили на лекции в Школу восточных и африканских исследований. Они состояли членами Британского общества по изучению Ближнего Востока и еще полудюжины подобных организаций.