Имя Зверя

Истерман Дэниел

За последние дни он звонил не один раз, но никто не отвечал. Айше не брала трубку. Он пытался позвонить в музей, но ему сказали только, что он закрыт на ремонт. Департамент Махди в университете, кажется, вообще исчез.

Таха содержал грязное кафе в квартале Кармус, где Майклу позволяли пользоваться телефоном. В былые времена, когда был жив отец Тахи, здесь собиралось маленькое общество весельчаков и интеллектуалов, главным образом состоявшее из греков и армян, а также нескольких североевропейцев. Даррел мечтал здесь о Джастине; за мраморным столиком сидел Кавафис, выпивая одну за другой чашки горького «кахва сада», и писал усталые стихи на крошечных полосках греческой бумаги. Именно в

это «темное кафе» ходили поэты и его несчастный умерший друг: «Ножом в его сердце было темное кафе, куда они ходили вдвоем».

Теперь кафе превратилось в печальный и пустынный уголок, где старики молчаливо играли в триктрак, читали замусоленные листы «Эль-Джамахирии» или курили длинные трубки дешевого маассильского табака, выкашливая то немногое, что осталось от их хрупких и безрадостных жизней. Весна и осень, зима и лето, медленный вентилятор с тяжелыми лопастями, монотонно вращающийся в тусклом, продымленном воздухе.

Майкл впервые пришел сюда двенадцатилетним мальчиком, одиноким парнишкой, приехавшим слишком поздно, чтобы почувствовать величие города. Таха приютил его, обучил арабскому арго, познакомил с теми, кто остался от кофейного общества. Вместе они гуляли по темным улицам города, где не было ничего, кроме немых жестов в сумерках и иссушающей тишины. Через пять лет Таха привел Майклу первую женщину, темноглазую девушку из Танты, с крошечными, восхитительными грудями и языком, который глубоко проник в его открытый рот и шевелился там, как рыба. Сейчас Таха стал таким же старым, как его город, как его кафе. Старым, артистичным и уязвимым.

— Кто-то вас спрашивал, — сказал старик, пододвинув Майклу чашку горячего кофе.

Майкл поднял брови. Он нередко задумывался, что Таха знает о нем, о том, кем он был раньше. Вероятно, немногое, но все-таки кое-что. Таха, как и многие другие люди, был крышей Майкла, которая строилась в течение многих лет.

— Я его послал подальше. Сказал, что он ошибся, что я никогда не слышал о вас. Но он вернется.

Майкл понял, что это означает. Как можно лгать в подобные времена таким людям? Они знали старика, знали его прошлое, прошлое его отца, грустную историю кафе для одиноких людей. Сейчас никто не был в безопасности, никому нельзя доверять, даже старым друзьям.

Майкл огляделся:

— Тут есть кто-нибудь посторонний?

Таха покачал головой:

— Это свои. Все в порядке.

Майкл кивнул. Но они оба знали, что наверняка сказать нельзя. Любого из завсегдатаев Тахи можно было соблазнить, посулив денег.

Они некоторое время сидели и разговаривали — два египтянина, старый и помоложе, вспоминающие прошлое. Если люди, спрашивавшие о нем, искали англичанина, они будут разочарованы.

Майкл сидел до десяти часов, когда закрывалось кафе. Перед уходом он снова набрал номер Махди. Телефон звонил и звонил, но никто не отвечал. Когда он уходил, улицы были пусты. Сегодня люди рано ложились спать, чтобы проснуться до рассвета и успеть наполнить желудки пищей на весь предстоящий день поста. Воздух был пропитан морской прохладой. Майклу хотелось оказаться в комфортабельном номере отеля, но он покинул «Сесил», перед тем как уйти в подполье. С тех пор он поменял обшарпанную комнату в Мухаррам-Бей на еще более обшарпанную между железной дорогой и каналом Махмудия. Удобств там почти не было. Лежа в кровати, он слышал шум проходящих мимо поездов — унылый звук, будивший его посреди ночи и не дававший заснуть до самого рассвета.

Все было тихо. Зима крепко сковала город холодом. Звон трамваев сегодня рано замолк. Свист ветра утих, превратившись в тихий шорох между домами.

За его спиной раздались шаги, с каждой секундой становясь все громче и громче. Майкл не оглядывался, не ускорял шага.

Продолжая спокойно идти вперед, он искал глазами боковой проход. В нескольких ярдах впереди вправо уходил переулок. По нему разлилась большая лужа. Нырнув в переулок, Майкл прижался к стене, выжидая. Шаги становились все громче и громче, по-прежнему направляясь в его сторону. Он затаил дыхание. С грохотом прошел товарный поезд, завизжали тормоза на крутом повороте у Эль-Джаббари.

В проходе появился человек, прижался к стене, чтобы обогнуть лужу. Остановившись, он удивленно огляделся. Теперь Майкл был уверен, что он следил за ним. Он выжидал, готовый к нападению.

— Мистер Хант! Мистер Хант, где вы?

Голос был знакомым, но Майкл не мог вспомнить, кому он принадлежит.

— Мистер Хант, у меня для вас письмо. Вы слышите меня?

Майкл откликнулся, не выходя из тени.

— Кто вы? — спросил он.

— Махмуд из отеля. Япытался найти вас.

Майкл вздохнул с облегчением. Он платил одному из служащих «Сесила», чтобы тот относил приходящую на его адрес корреспонденцию к Тахе. Махмуд получал денег более чем достаточно, чтобы хранить верность своему нанимателю. Майкл вышел из тени. Махмуд ошеломленно обернулся:

— Мистер Хант, я пытался догнать вас от Тахи. Я пришел туда сразу же после вашего ухода. Вы очень быстро ходите.

— В чем дело, Махмуд?

Служащий протянул измятый конверт:

— Пришло сегодня вечером. Из Каира. Очевидно, его задержали.

Майкл взял конверт и прошел несколько шагов до ближайшего фонаря. На конверте был написан его адрес в «Сесиле». Письмо было отправлено из Каира две недели назад. Почерк на конверте принадлежал Айше.

Глава 23

Каирский экспресс пришел на станцию Сиди Габр почти с часовым опозданием. Майкл хотел уехать пораньше, на обычном пассажирском поезде, который обычно отправлялся из Александрии в десять минут седьмого и приходил на Сиди Габр несколькими минутами позже, но в то утро все поезда между Александрией и столицей были отменены. Причины не объявлялись, но люди все равно их знали. Здесь услышишь слово, там — другое, и картина постепенно начинает вырисовываться. Что-то затевалось. В воздухе была разлита нервозность.

Содержание письма Айше встревожило Майкла, и он решил, несмотря на риск, немедленно вернуться в Каир. За долгие часы ожидания на станции он снова и снова обдумывал возвращение. Его знают в Каире, и он станет легкой добычей для Абу Мусы и его людей, если они по-прежнему действуют. Майкл знал Абу Мусу и не сомневался, что тот хочет по-прежнему свести с ним счеты.

Со свинцово-ceporo неба лениво моросил мелкий дождик. Здесь, где море набрасывалось на берег и Африка казалась всего лишь миражом над изогнутым горизонтом, каждую зиму шли дожди, скучные и холодные. Майкл дрожал, ощущая плечами холод. Война в Персидском заливе, произошедшая восемь лет назад, наконец дала о себе знать: в местном неустойчивом климате дым, много месяцев поднимавшийся над горящими нефтяными скважинами, вызвал глубокие изменения в экологии региона. Это была уже вторая подобная зима. Может быть, теперь все зимы здесь будут такими?..

Майкл был одет в поношенный серый костюм с узкими лацканами в пятнах жира — совсем другой, чем тот, что он носил в Александрии. У него имелись документы на имя Юниса Зухди, жителя рабочего пригорода Шубра, выпускника Каирского университета, ныне частного преподавателя английского, образованного неудачника, обучающего беспокойное поколение, которое превратится в таких же неудачников, как он сам. Он носил простые очки и курил дешевые местные сигареты, вызывавшие у него кашель. Его подбородок покрывала трехдневная щетина с проседью.