Имя Звезды
Шрифт:
— Уничтожает призраков.
— Я предпочитаю такую формулировку: распыляет остаточную энергию, которая сохраняется после физической гибели человека.
— Пусть так, — согласилась я. — А алмазы?
— Это не так уж странно, если вдуматься, — сказал Стивен. — Алмазы — прекрасные полупроводники. Их часто используют в этом качестве. Наши три алмаза имеют множество дефектов, для большинства они не представляют почти никакой ценности. А для нас — ценнее некуда.
Он аккуратно надел панель на место. Убедившись,
У них у всех есть имена, — добавил он. — Этот называется Персефоной.
— В честь владычицы подземного царства, — сказала я. В детстве у меня была книжка про легенды и мифы.
— Гомер называет ее царицей духов, — кивнул Стивен. — Тот, что у Каллума, называется «Гипнос», а мой — «Танатос». Гипнос — божество сна, а Танатос его брат, смерть. Поэтические имена им дали не случайно. У всех видов тайного оружия есть кодовые названия, для архивов и учета. Я только что передал тебе особо секретную вещь, так что, пожалуйста, обращайся с ней аккуратно.
Я посмотрела на телефон. В ноздри снова полез тот запах, который я почувствовала в метро. Я снова ощутила тот сквозняк, увидела свет…
— А им больно? — спросила я.
— Понятия не имею, — ответил Стивен. — Раньше меня тоже волновал этот вопрос, а теперь — нет. Ты должна иметь при себе эту штуку, и если понадобится — пустишь ее в ход. Понятно?
— Я этого никогда не пойму, — ответила я.
— Единица и девятка, — напомнил Стивен. — Это единственное, что ты должна помнить.
Я сглотнула. Горло все еще саднило от рвоты.
— Ладно, иди, — сказал Стивен. — Попробуй передохнуть. Я буду здесь. А это держи при себе.
Я вылезла из машины, стиснув в ладони телефон. Попыталась вспомнить, что там говорила Джо — что защищали страну в основном совсем молодые люди. Посмотрела на Стивена. Он выглядел усталым, на подбородке — легкая тень небритости. У меня есть он. У меня есть Каллум. У меня есть допотопный телефон.
— Спокойной ночи, — сказала я осипшим голосом.
29
И в эту ночь я проснулась около пяти. Заснула я с терминусом в руке, но во сне выпустила его из кулака. Несколько секунд ушло на поиски. Он оказался под одеялом, в ногах. Понятия не имею, что я такое вытворяла во сне и как он там очутился. Я выпростала его из простыни и стиснула в ладонях, надавив на единицу и девятку. Повторила упражнение несколько раз — откладывала телефон и снова хватала, нажимала кнопки, стараясь проделывать это как можно стремительнее. Я поняла, почему они пользуются старыми моделями — там кнопки без выкрутасов. Если что, можно мгновенно их нащупать и прижать подушечками пальцев.
Я встала, подошла к окну и прислонилась к батарее.
Полицейская машина Стивена стояла чуть ли не под окном. Собственно, только ее одну я и могла различить в темноте (солнце еще не встало) — желтые светоотражающие
Для остальных обитателей Вексфорда то был обычный четверг — или почти обычный. Как и в предыдущий «день Потрошителя», нам предстояло сидеть взаперти — после раннего ужина. У фасада уже стояло несколько полицейских машин, к ним подтягивались телевизионные фургоны.
В середине дня я пошла в библиотеку. Все кабинки были заняты — мои однокорытники, как обычно, работа ли на совесть, забивали головы знаниями, которые понадобятся на следующей неделе, когда возобновятся занятия. Я сразу отправилась наверх, в книгохранилище. Алистер, как всегда, валялся на полу с книгой. На сей раз он читал стихи. Я это поняла, подметив широкие поля на странице и его особо томную позу.
Я присела поблизости, положила на колени раскрытую книгу — если вдруг кто-то войдет, подумают, что я читаю. Мы не обменялись ни единым словом, но его вроде как не смущало мое присутствие. Через несколько минут явился библиотекарь с тележкой. Указал на книгу, которую читал Алистер.
— Твоя? — обратился он ко мне.
— Нет, — ответила я.
Могла бы сообразить, к чему это приведет: библиотекарь поднял книгу и положил на тележку. Алистер насупленно проводил взглядом свой недочитанный томик.
— Ты чего? — осведомился он. — Вид у тебя какой-то квелый.
В его устах это прозвучало почти как комплимент.
— Это очень тяжело? — спросила я. — Ну — умирать.
— Слушай, не надо, — сказал он, ложась на пол пластом.
— Я боюсь смерти, — сказала я.
— Тебе, скорее всего, до нее еще далеко.
— Потрошитель хочет меня убить.
Тут он осекся. Поднял голову с пола, взглянул на меня.
— С чего ты это взяла? — осведомился он.
— Он сам так сказал.
— Не дуришь? — уточнил он. — Сам Потрошитель?
— Угу, — ответила я. — Можешь чего посоветовать? Ну, если оно случится?
Я попыталась улыбнуться, но даже сама поняла, что на улыбку это не очень похоже; дрожь в голосе мне тоже не удалось скрыть.
Алистер медленно сел, постучал пальцем по полу.
— Я даже не помню, как умер. Просто уснул — и все.
— Вообще ничего не помнишь?
Он покачал головой.
— Я просто подумал, что мне снится очень странный сон, — сказал он. — Во сне боевики ИРА заложили мне в грудь бомбу, я чувствовал, как она там тикает, и пытался всем сказать, что она вот-вот взорвется. Потом она взорвалась. Я видел взрыв — прямо у себя в груди. А потом сон кончился, я оказался в своей комнате, было утро. Смотрю и вижу себя на кровати. Мне тогда показалось, что это продолжение сна. Может, мне он так до сих пор и снится.