In carne
Шрифт:
Поднялись по мраморным ступенькам, прошли галереями, да и попали, наконец, в чудо-комнату, намедни мастером Растрелли собирать законченную. Ох, и трудов им это стоило – такое-то нервное напряжение вынести. Мартынов, порог переступив, ящерку на пол тут же бросил. Правда, не без сомнений – а ну как не сработает?
Сработало. Разлетелась тварь в пыль. Слава Господу.
– Все, Ахрамеич, дело
Варфоломей Варфоломеевич лишь кивнул.
Взвалили волка на плечи Мартынову. Растрелли сзади придерживал, страховал. И пошли обратно.
На стражников у ворот, только-только отсмеявшихся, новый приступ накатил.
– Сдохла псина-то? Небось, от вида царских покоев? Землицей ее прикопаете али на вертел, в очаг? – сквозь смех проговорил один. Острослов выискался!
– Вы бы языки свои не проглотили, олухи царя небесного, – улыбнулся Растрелли. – Ох, дурни…
* * *
Дома выпили вина хлебного. Под рыжики.
Али Шер спал, свернувшись в углу калачиком.
– Слушай-ка, Олег Прокопыч, – сказал Растрелли, – вот хоть режь по живому, в толк не возьму, отчего это у нас дело гладко сладилось? Подозрительно… Не кажется тебе?
– Коль кажется, креститься надо, – ухмыльнулся Мартынов и закинул в рот грибочек. – Не кисни, брат.
– Креститься… – задумчиво проговорил Растрелли. – Так-то оно так, конечно… Но на душе у меня неспокойно. Предчувствие… Поначалу добрым знаком виделось, что лишних помех не приключилось, а теперь вот… Может, у злыдня этого сподвижники на воле остались? То, что ты про него давеча сказывал, помню. Не похож Морта поступками на простеца. А?
– Понимаю я твои опасения, Ахрамеюшка. Не поверишь, сам каверз ожидал. Но тонким был наш с волком расчет. Времени поразмыслить хватило. Тут, брат, ты лишь конец всему и видел. Стратегия полной не знаешь… Некуда ему деваться, мастер. Сам же видал, как ящерка посреди янтаря в прах рассыпалась. Предусмотрителен я. Да и Лишерка не дурак…
Старец, захмелев, возгордился. Имеет право? Наверное. Хоть и грех это. Гордыня.
– Тут, брат, плюсом всему тонкий расчет присутствовал. Мы не нахрапом его взяли. Только подумай – явись на минуту позднее? Каково? Вот беда-то случилась бы…
Мартынов захмелел здорово. С двух-то чарок. Много ль старику надо? Язык развязал. Трещал без умолку. Пересказал все, что намедни хозяину, теперь и холопу его. Да и Варфоломей Варфоломеевич не без удовольствия послушал. А вдруг упустил что при первом разе? Хотя, нужны ли теперь эти сведения, когда все благополучно завершилось. Нет, наверное. И, тем не менее, не перебивал. Понимал, что соскучился Олег Прокопович по человеческому обществу. Жить в лесу хорошо, слов нет. Но звери-птицы одиночества не скрасят.
Наконец, стихло в горнице. Уснул Мартынов прямо за столом. Пришлось с Тихоном на лавку переносить. На ту самую, что последние недели холоп занимал. Когда недужил.
Вернулись за стол. Варфоломей Варфоломеевич чарку налил. Себе. Тишке пальцем погрозил. Мол, рано тебе еще на вино налегать. Молод. Да и после болезни не совсем оправился. Слаб.
В оконное стекло ударили первые капли дождя. Грозовые облака, которых еще четверть часа тому не наблюдалось и на горизонте, затянули небеса черным покрывалом. Растрелли раскрыл было рот, да молния сверкнула и грохнуло так, что слова с языка не слетели. Испугались будто.
– Тиша, послушай-ка, – произнес Варфоломей Варфоломеевич, дослушав грозную музыку неба.
– Да, Ахрамей Ахрамеич? – отозвался холоп.
– Ты б жизни вольной хотел?
Тихон вскинул брови и в недоумении уставился на барина. Он, что, рассудка лишился? Ничего холоп не ответил. Лишь нос почесал. Да поморщился.
– Я тебе, Тиша, вольную грамоту решил оформить, – говорил меж тем Растрелли. – Ты не пугайся, парень. Сделаем все чин чином. В приказе зарегистрируем. И никто тебя в темницу не заточит, ноздри не вырвет…
– Не страшусь я за ноздри-то, Ахрамей Ахрамеич, – подал голос холоп. – Только эта… Не нужна и даром ваша воля. К вам я привыкший. Да и вы без меня как? Не гоните, барин. Христом Богом прошу! Кому я на вашей воле нужен? С голодухи помру, с холоду… Оставьте, а?
Конец ознакомительного фрагмента.