In vinas veritas
Шрифт:
Первые мои слова после пробуждения были: «Эх, гадюка!»
На завтраке Саша хмуро добавил:
— Хорошо, хоть с этими кобылами знакомиться не пошли, — и кивнул в сторону феминистской массы.
Наше новое пристанище ничем особым не отличалось от Лариного отеля, разве что видом на порт со стороны ресторана. Хозяин неторопливо зарегистрировал нас, внимательно оглядев каждого с ног до головы. Сам он был достаточно крупным мальчишкой — метра два ростом. Внешностью и аристократической манерой поведения он мне сразу напомнил замечательного русского артиста
— Вот Вам и Раскольников собственной персоной. Ни тебе мерзких карликов, ни дикторов — просто спокойный парень с топором под подушкой, — сказал Саша, когда наш новый домохозяин скрылся куда-то в недра своего трехэтажного деревянного домишки, оставив нас в одиночестве у скучной стойки бара.
— Да, Тараторкин в «Преступлении и наказании» был убедителен, — согласился я и продолжил. — Эти пузатые наполовину пустые бутылки по ту сторону баррикады действуют угнетающе.
— Спокойно Ипполит, спокойно. Эти наполовину полные бутылки не должны ввести нас в соблазн тратить столь трудно зарабатываемые деньги. Нас ждет ящик холодного пива и судовое радушие. Только до «Вили» добраться! — мечтательно проговорил Саша.
Появился неторопливый хозяин с двумя чашечками кофе:
— Извините, господа, придется минут десять подождать, пока подготовят номера для Вас. Пейте кофе. А, может, пива?
— Нет, нет, — в один голос заволновались мы сухими наждачными голосами.
— Ладно, меня зовут Джефф, если я Вам понадоблюсь по каким-то вопросам — не стесняйтесь обращаться в любое время. Надеюсь, Вам понравится пребывание в нашем гостеприимном отеле.
— Большое спасибо, Джефф. Все будет просто великолепно, — пообещали мы и принялись за кофе. Заварен он был отменно. Такой в «Большой медведице» стоил бы, наверно, миллион денег.
— Название у этого заведения стремненькое: «Рощица». Вот у старого плута Лари вывеска, так вывеска! — сказал Саша, потягивая кофеек.
— А я даже и не помню, как там называлась его халупа, — удивился я.
— Да ты что! «Блюз Лари», но после нашего отъезда правильней будет читать «Печаль Лари»!
(Игра слов: разный перевод одинакового слова.)
— Ну а здесь, может быть, просто одну букву перепутали? Написал неграмотный художник вместо «эй» — «оу».
— Мда, фантазия у Вас просто необузданна. Отель «Могила». Впечатляет!
Я даже кофе подавился, рассмеявшись. («Grove» — означает «роща», а «grave» — уже «могила».)
Мимо нас прошмыгнули со скоростью охотящихся черепах две пышноволосые, затянутые в джинсу тети. Они волокли по полу небольшие тюки с вероятным использованным постельным бельем. Помахали нам руками, улыбнувшись широко и искренне. Мы помахали в ответ кофейными чашечками.
— Видал, Саша, какие мартышки? — спросил я.
— Да, умеют бабульки себя в форме держать, если надо. Но мне показалось, что сквозь их мешки явственно проступают какие-то бурые пятна.
— Нам действительно пора на пароход. Кроме пива у нас еще есть масса неоконченных дел, — вздохнул я.
— Каких это дел? — не понял старпом.
— Смотреть в воду, чтоб избавиться от галлюцинаций.
Подошел Джефф:
— Ваши комнаты готовы, господа. У Вас на втором этаже, — он подал ключ Саше, — у Вас — на третьем, — обратился он ко мне.
Мы встали, покрутили головами в поисках зеркала по привычке, но, не обнаружив такого, похватали чемоданы и пошли занимать апартаменты, которые должны стать нашим пристанищем, по крайней мере, на два ближайших месяца.
28
Поднимаясь на судно, я крикнул «привет» баклану и помахал ему рукой. Он сдержанно каркнул мне в ответ. Сегодня гонять его мне не хотелось — пусть себе гадит и растворяет наш пароход. Вопреки знакомому дождю, настроение нисколько не ухудшалось. Разве что домой хотелось очень, но к этому ощущению я привык за годы морских скитаний. Ностальгия также привычна, как и плохое питание на контракте. С этим бороться невозможно, приходится смириться и жить. Главное — твердо знать, что течение времени не остановить, как бы тоскливо и худо не приходилось. Все пройдет — и дембель, неизбежный, как приход весны, постучится в дверь твоей каюты официальной бумажкой под названием «детали полета», которую можно канселировать на неделю — другую, но отменить полностью нельзя.
Так нам благодушно казалось, когда мы потягивали холодное пиво в капитанской каюте. И мы были правы. По сообщениям лысого агента к середине недели должны начаться телодвижения по поводу откачки с затопленного машинного отделения излишков воды, затем придут страховщики, потом потянутся покупатели. Словом, придется поработать. А пока можно было расслабиться.
— Предлагаю завтра достойно отметить день рождения Вовы Ленина, чтоб потом торжественно завязать с алкоголем на время горячих трудовых будней, — сказал я.
— Ты что — коммунист? — поинтересовался Саша.
— Да, вроде бы — нет. А что? — не понял я.
— Тогда при чем здесь сто тридцать вторая годовщина со дня появления на свет божий вождя всего прогрессивного человечества?
— Просто дата подошла, — пожал плечами я, — сегодня пить не хочется, а завтра можно попробовать по чуть-чуть.
— Ага, — саркастически кивнул головой старпом, — сейчас набегут твои знакомые боевые пловцы, священники, Стюарт сотоварищи, еще какие-нибудь люди, жаждущие полакать дармовое бухалово.
— Тогда предлагаю на сегодня закончить рабочий день торжественным покиданием парохода, набрать легкой пивной закуси и отправиться на побережье слушать, как волны накатываются на песок.
— Идея хорошая, но после десяти минут приобщения к морской романтике будем мокрыми, как суслики — дождь-то никто не выключал! — одобрил мою идею Саша.
Я только поднял брови домиком, не в силах возразить, но старпом махнул рукой:
— Пошли, в самом деле. Не сидеть же здесь сиднями все время! Зайдем в магазин, возьмем доброй еды. Найдем у моря беседку с крышей. Они просто обязаны здесь быть. Это же не Китай!