Иная судьба. Книга I
Шрифт:
На миг прикрыв глаза, капитан Модильяни строго-настрого приказал себе: впредь — не поддаваться первому впечатлению и смотреть глубже… Там, в Саре, он не ждал ничего необычного; увидел мощную женскую фигуру в бесформенной одежде, знал заранее, что это родственница пастора, к которому он не питал ни малейшей симпатии, несмотря на свалившиеся на голову Глюка испытания. Видел светлые пряди, выбивающиеся из-под бесформенного чепца. В его представлении — такой могла быть женщина пожилая, пусть и не старуха, но далеко не первой молодости. И что же? Первое неправильное впечатление не позволило ему в дальнейшем быть беспристрастным, затмевало глаза…
Светлые пряди…
Мало того, что Бланш Леро подобрала наилучший фасон платья, выгодно
Капитан низко поклонился, сорвав шляпу и не замечая, что перьями щедро обметает пол.
Церемонно присев в реверансе, Доротея Смоллет склонила голову, и свет зажженной по случаю наступающего вечера люстры заиграл отблесками в её чудесных белых локонах… да, почти белых, цвета старой слоновой кости, столь редкого и удивительного оттенка, какого и не встретишь в природе. Из-за которого-то её с Милли нещадно дразнили в пансионате «белыми мышами», и которого нынче многие модницы пытались добиться химическими и алхимическими препаратами, но либо превращали волосы в паклю, либо обесцвечивали до прозрачности. Чудесные локоны, выпущенные, наконец, на волю, преобразили женщину до неузнаваемости.
И в то же время — не было в ней лоска светских красавиц, навощенного нескромными взорами, томности избалованных мужским вниманием гурий, распущенности дерзких сердцеедок, хорошо знавших силу своих чар. Была затаённая боль в глазах, сжатые губы, свидетельствующие о серьёзности характера, твёрдо очерченный упрямый подбородок… Нет, это не графиня, вдруг отчётливо понял Винсент. Это бунтарка на покое. И герцогу она понравится. Ему придётся это признать, видит Бог!
…А дальше…
У Доротеи сложилось впечатление, что когда-то она уже попадала в подобный угар. Почему-то в памяти оставались лишь отдельные моменты. Разрумянившаяся Бланш, с удовольствием принимающая вместе с весомым кошельком сдержанные похвалы Модильяни, странные огоньки, пляшущие в глубине синих капитанских глаз…Чёрный герцог… Почему чёрный? Потому что первое, что бросалось в глаза — великолепная иссиня-чёрная шевелюра, не поддающаяся, судя по всему, ни щипцам, ни прочим приспособлениям цирюльников, но замечательная именно в своей дикости. Доротея не могла припомнить ни единого слова из его вопросов и своих ответов, лишь то, как разглаживалась морщинка на светлейшем челе, как поглядывал он на неё сперва снисходительно, затем с интересом, затем даже прищурившись… потом отвёл жгуче-вишнёвые глаза. «Дорогая…» — только и успел сказать, как на Доротею обрушился вихрь из шелков, батиста и девичьих слёз. «Тётушка Дора! Неужели это вы? Какая же вы красивая!» «Дорогая…» — только и смог повторить его светлость беспомощно, но его, похоже, е слушали: «Вы ведь останетесь с нами, тётушка Дори, да? Жиль, скажи!»
И ещё чья-то фигура, тоже мужская и тоже чёрная… Секретарь его светлости, мэтр Максимилиан Фуке, торопливо подбирает с пола рассыпанные отчего-то бумаги. Ах, да, это она, неловко повернувшись, задела его локтём! Забыв об условностях, Доротея, присев, поднимает несколько свитков, откатившихся в сторонку. Секретарь сердит, его глаза мечут молнии, но он поспешно помогает ей встать и едва не обрывает оборку платья, наступив на подол. Оба бормочут извинения. Обоим неловко. Ситуацию спасает рослая синеглазая женщина, кажется, домоправительница, которая не стесняется сделать громогласный выговор мэтру, подхватывает Доротею под локоть и влечёт показать её комнату…
Вот эту самую.
Теперь это её новый дом. Надолго ли?
Дори вздохнула.
Милая девочка Марта… Богатство и слуги не испортили её, и не испортят, в этом можно не сомневаться. У неё светлая умная головка, впитывающая новые знания, как губка. Ей для обучения потребуется не так уж много времени. Это в пансионах на тридцать учениц одна патронесса, а здесь — на одну воспитательницу одна подопечная. Всё будет намного легче и быстрее, нужно только продумать программу занятий, согласовать с его светлостью — Дори нужно знать его требования, она же ничегошеньки не помнит из предыдущего разговора. Полгода, от силы год — и её услуги больше не понадобятся. У Марты-Анны появятся подруги в новом кругу, она, Доротея, как старшая и более опытная, просто поможет ей определиться с тем, кому можно доверять, а кому не следует. Потом, рано или поздно, у герцогской четы родятся детишки, а для них наберут воспитателей и нянек совсем другого уровня…
Полгода-год.
Что ж, это немало. За это время можно присмотреться, заглянуть в тот самый монастырь, о котором говорили недавно святые отцы, возможно — подготовить местечко для себя. Там будет видно. А сейчас — помнить, что она здесь не в гостях, а на службе. Прийти в себя после столь неожиданной перемены в своей жизни и… Доротея устало потёрла лицо. Хотя бы разобрать вещи. Гардеробная ещё пуста, шкафы и комоды — тоже, словно ожидают, когда, наконец, обрастут новыми вещами… Всё вокруг новенькое, с иголочки, как платье на ней, и только её дорожный сундучок скромно стоит возле кровати, единственное линялое пятно во всей обстановке, но оно ей мило, как напоминание о старой жизни. Этот сундучок был с ней ещё в те далёкие времена, когда она путешествовала с Алексом. Она ни за что с ним не расстанется.
Руки сами вспомнили, как развязывать ремни, дополнительно поддерживающие крышку. Пошарили в поисках ключа… Но ключ остался в старом платье, которое она не стала забирать у модистки. Не беда. Ключи она теряла часто, а потому ещё с детства научилась открывать нехитрые замки погнутым гвоздём или шпилькой, наука нехитрая. Послушно звякнув, замок открылся. Дори откинула крышку.
И увидела ту самую книгу.
А ведь она её специально положила сверху, чтобы не забыть!
Постучавшись, заглянула горничная.
— Госпожа Доротея, вас ждут к обеду в малой столовой! Вам помочь приготовиться?
— Спасибо, милая! — Новая компаньонка герцогини, такая величественная и неприступная с виду, но ничуть не гордячка, с сожалением вернула церковную книгу на место, поднялась с колен. — Нет, переодеваться мне пока что не во что. Просто проводи, я же здесь пока ещё ничего не знаю…
— Жи-иль! Жиль, ты такой… Необыкновенный! Я так рада! Как ты догадался привезти сюда тётушку Дору? Она ведь столько знает, она такая умная, и так хорошо учит! Я у неё всё-всё понимаю! Спасибо, Жиль!
— Э-э… Милая… не приписывай мне чужих заслуг. Её привёз Винсент. Но если хочешь меня поблагодарить — посиди со мной немного… Нет не здесь, кресло и без того тесное, садись на колени… вот так.
— Жи… Ох… А это ничего, что мы так… обнимаемся? Всё-таки ещё светло…
— Это от свечей светло, моя ласточка, сейчас мы их потушим.
— Жи-иль! Подожди немного… Можно спросить?
— Спрашивай, солнышко.
— А дядя Жан тоже сюда приедет? И мальчики? Им можно?
— М-м… Не всё сразу и не все сразу, ласточка моя. Не забывай, ты всё же для всего мира теперь — Анна, и если вокруг тебя будет слишком много чужих родственников… Ну, ну, сердечко моё, не огорчайся. Мы что-нибудь придумаем. Мне уже сейчас нелегко называть тебя чужим именем, я всё время опасаюсь проговориться на людях, но… подожди немного. Однажды я перед всем миром назову тебя Мартой, только нужно, чтобы это никому не принесло вреда, понимаешь? И в первую очередь тебе, милая.