Иная терра.Трилогия
Шрифт:
— Достижение результата?
— По-разному. От недели до двух месяцев, в зависимости от изначального состояния организма. Пациент, имеющий проблемы с сердцем, язву желудка и больные почки, достигнет…
— Черт, да говорите же вы нормально! — не выдержала Кира. — Вы знаете, о чем речь, я знаю, о чем речь, так зачем нужны эти «пациенты», «результаты», и прочее?
— Как скажете. Человек, имеющий проблемы с сердцем, язву желудка и больные почки, получит осложнения на весь комплекс в течение недели, умрет примерно на десятый день. Причина смерти будет совершенно естественной. Полностью здоровый человек в течение месяца заработает тахикардию и аритмию, а также сильнейшую гипертонию, носящую приступообразный характер: в спокойном состоянии тонометр покажет идеальное давление, но при малейшем эмоциональном напряжении давление подскочит до двухсот. Еще от силы месяц — и гипертонический криз, сердечный приступ, труп.
— А как будут выглядеть смерти от первых двух ядов?
— Альфа — инфаркт. Причину смерти от беты установить невозможно — выглядит как беспричинная остановка сердца. После гибели мозга остатки яда распадаются в организме в течение пяти часов.
— Хорошо. Мне нужна подробная документация на все три типа, а также образцы. Окончательный ответ я дам через две недели, сейчас же предварительно могу сказать, что в случае положительного решения мы отдадим предпочтение бете — гамма хороша, но слишком дорога, ее мы тоже приобретем, но в меньшем количестве, как и альфу.
— Все требуемое вам доставят завтра же.
— Хорошо, — в который раз сказала Кира. — Теперь о препарате для эвтаназии. Я посмотрела ваш список — думаю, мы остановимся на четвертом варианте.
— Если вас это интересует, первый и третий не менее надежны, но гораздо более дешевы.
— Это так. Но они не мгновенны и достаточно болезненны.
— Четвертый тоже действует не мгновенно.
— Да, он действует усыпляюще, а сердце останавливается уже у спящего человека.
— Как и в первом варианте.
— Первый вызывает весьма болезненные судороги.
— И что?
— Только то, что нам совершенно ни к чему мучить людей, когда мы можем просто безболезненно их усыпить, — раздраженно сказала Кира.
— Ради этого вы готовы потратить лишний миллион? Это же… это же всего лишь старики и инвалиды, бесполезные, ненужные, неспособные даже оправдать свое существование!
Пражски посмотрела собеседнику в глаза. Надо же, он и в самом деле не понимал…
— Я сказала: в качестве препарата для эвтаназии мы будем использовать четвертый вариант — трамидол. Решения здесь принимаю я, вы их только выполняете.
— Но компания потеряет большие деньги на изготовлении этого препарата в нужном количестве…
— Во-первых, не «потеряет», а «не заработает». Во-вторых, повторяю — решения здесь принимаю я. Если вы настаиваете на своей правоте, я могу немедленно, не выходя из этого кабинета, позвонить господину Пражски, и он подтвердит мое решение. Правда, заодно он может подтвердить и ваше увольнение, а если учитывать то, чем вы здесь занимались, это будет увольнение не только с работы, но и из мира живых. Я доступно объясняю?
— Вполне. Простите мою резкость, я всего лишь пекся об интересах нашей компании. Значит, завтра я запускаю в производство трамидол?
— Да. Для начала — десять тысяч ампул.
— Как скажете. Документация на яды долгого действия будет у вас завтра.
— Хорошо. Удачи.
Он проводил ее полным бессильной злости взглядом. И эта такая же, как они все… людей ей жалко! А денег не жалко? Одно слово — стерва!
После общения с директором исследовательской лаборатории Кира собиралась пообедать, а потом отправиться на встречу с министром здравоохранения, и в последний раз обсудить все детали нового закона, но разговор на некоторое время выбил ее из колеи. Обедать не хотелось совершенно, больше того — одна мысль о еде вызывала отвращение и даже тошноту.
Взглянув на часы, женщина направилась к ближайшей чайной — просто выпить чашку крепкого кенийского, обдумать как следует полученную информацию, сделать выводы, и заодно выстроить линию беседы с министром. Чай оказался ровно таким, каким должен быть: крепким, ароматным, со слегка красноватым оттенком и богатым ароматом. Сделав маленький глоток и в полной мере оценив качества благородного напитка, Кира поставила тонкую чашку из французского стекла, откинулась на спинку диванчика, хмуро глядя в окно.
Чертов директор каким-то образом ухитрился испоганить ей настроение надежно и, судя по всему, надолго. Сколько уже Пражски повидала таких — самоуверенных, полагающих, что уж они-то в полной безопасности, считающих, что данная им их талантом в какой-либо области власть автоматически дает им также и полную индульгенцию на любой случай. Как же жаль, что этот исследователь еще нужен! Она бы с огромным удовольствием отдала приказ о его устранении. Но пока что потребность в нем не исчезла, и приходилось терпеть и сальные взгляды, и мизантропическую чушь.
Кира не понимала, как можно сознательно желать сделать людям больно и плохо. Не какому-то конкретному человеку, который сам тем или иным образом навлек на себя гнев, а абстрактным людям вокруг. Тем же старикам, виновным лишь в том, что к семидесяти годам они не наворовали достаточно, чтобы оплачивать право на жизнь, или инвалидам, точно так же подлежащим принудительной эвтаназии. Директор лаборатории мог сколько угодно говорить о том, что «компания теряет деньги», но Кира видела истинные мотивы, которыми он руководствовался, предлагая к реализации не более дорогой, но безболезненный трамидол, а дешевый яд, вызывающий хоть и непродолжительную, но довольно болезненную агонию.
— Нет, надо все-таки позаботиться о том, чтобы его уволили, — пробормотала она себе под нос. — Или хотя бы перевели на другой, закрытый, объект.
Исследователь разозлил ее не только своей необъяснимой мизантропией, но и уверенностью в том, что женщина, руководящая реализацией проекта принудительной эвтаназии стариков и инвалидов, просто обязана быть жестокой, циничной садисткой. Кира не отрицала собственного цинизма и жестокосердия, но садисткой она не была никогда. Могла причинить кому-то боль, не испытывая ни малейших угрызений совести, если так было нужно для дела, но удовольствия от этого не получала. Она считала, что если кого-то необходимо убить, то его необходимо убить. Не больше и не меньше. И зачем только отец повесил на нее переговоры с лабораторией, изготавливающей яды для эвтаназии и «переведенных на новый объект» бывших работников заводов?