Иная терра.Трилогия
Шрифт:
— Литр темного немецкого, пожалуйста, — сказал он, протягивая бармену банковскую карту.
В ярких направленных лучах светодиодов блеснул серебряный перстень с вычерненной римской «VIII». Через несколько секунд «металлист» повернул голову, усмехнулся.
— Неужели правда не узнаешь?
— Теперь — узнаю, — медленно проговорил Ветровский, чувствуя себя идиотом.
— …тогда все тихо было. Отъехали, разбежались, позвонили, нас забрали. Неделю держали в каком-то двухэтажном доме, откармливали, лечили — мы там за все время видели только одного парня, который приносил еду и все прочее.
Потом
Я даже представить себе не могу, сколько подобное стоит, да и не хочу, если честно. А потом нас отпустили. Выдали каждому по пять штук «на обустройство» — и выпнули в свободную жизнь. Ну, устраивались, кто как мог.
— Все вместе, или как?
— Поначалу вроде бы вместе, а потом… сам понимаешь. Не всем в радость было постоянно контактировать с людьми, с которыми связывало такое прошлое.
Вначале ушел Василий — ну, Второй. Честно сказал, что хочет забыть все это и начать новую жизнь, но оставил контакты, по которым его можно будет найти, если вдруг понадобится его помощь. Если честно, даже когда совсем прижало — я ему не звонил.
Потом Антон отвалился. Но этот просто исчез. Оставил письмо на электронке — типа, извините, но хочу в свободный полет. А мы впятером остались. Живем потихоньку, встречаемся хотя бы пару раз в месяц, если получается — то чаще.
— Кто как живет-то? Расскажи!
— Лучше всех Алекс устроился: он частным репетитором трудится. Очень неплохо получает, график сам себе составляет, живет в свое удовольствие.
— Игорь, я даже не знаю, кого из вас как звали, кроме тебя! И, тем более, не знаю, у кого какие имена сейчас. Ты объясняй! — взмолился Стас. — Алекс — это кто? Десятый?
Галес рассмеялся, и Ветровский в третий уже раз за весь разговор, длившийся не более двадцати минут, отметил, что смеялся бывший Восьмой неискренне — в глазах его не было ни тени веселья.
— Алекс — это Александр Валентинович Резченко, семидесяти одного года от роду!
— Третий?
— Он самый. Знаешь, несмотря на все это его «соответствие образу» — костюм, портфельчик, очки и прочее, он себя ощущает, мне кажется, моложе любого из нас.
За последующий час Стас узнал обо всех бывших сокамерниках.
Первый, Артемий Деменьтев, работал в «Такси Санкт-Петербург», единственной таксомоторной компании центральных районов города, Второй — Сергей Градов — устроился охранником в какую-то небольшую фирму, потом фирма выросла, и Сергей занял появившуюся должность начальника службы безопасности. Десятый, Дмитрий Миронин, подрабатывал на нескольких «студенческих» работах и учился на хирурга — его арестовали на первом курсе, но парень хотел все же получить то самое образование, и поступил заново в другой ВУЗ.
— А ты сам? — поинтересовался Ветровский, когда Игорь замолчал.
— А что я? Живу как-то, занимаюсь мелким бизнесом — пишем по заказу клиентов всякие программки, настраиваем компы, делаем комповые системы безопасности в небольших фирмах, и все такое прочее. Для души музыкой занимаюсь… вернее, пытаюсь заниматься. Живу вместе с Алексом, мы на двоих двухкомнатную квартиру в кредит купили. Словом, веду вполне насыщенную и небедную жизнь.
— Знаешь, ты мне сейчас напоминаешь Портоса — он примерно так же вздыхал, когда к нему д'Артаньян от Мазарини приехал, — осторожно заметил Стас, сдувая пенную шапку с кружки.
— Кого?
Настала очередь Ветровского тяжело вздыхать.
— В интерсети должно быть, найди и почитай. Книга «Три мушкетера», и ее продолжение.
— Гм… хорошо. Но ты все же поясни, что ты имел ввиду.
— То, что у тебя, вроде бы, все хорошо — жилье и деньги есть, свой бизнес, музыка. Как ты сам сказал — «насыщенная и небедная жизнь». Но по мне, так ты не стал сильно счастливее с тех пор, как мы виделись в последний раз, — честно сказал Стас.
Игорь прищурился, чуть улыбнулся — на этот раз вполне искренне, вот только очень грустно.
— А я и не говорил, что счастлив, — сказал он через минуту тишины. — Меня только Алекс держит, а то я давно бросил бы все, сделал что-нибудь эдакое, и застрелился. Но мы с ним сдружились, не хочется его одного бросать. Но ему уже за семьдесят, здоровье слабое после корпы, так что когда он уйдет в мир лучший — продам квартиру, отдам деньги кому-нибудь, кому реально надо, и таки сделаю что-нибудь эдакое. А потом сумею не ошибиться повторно в подсчете пуль.
Ветровский в растерянности сунул сигарету в рот не тем концом, долго плевался, пытаясь избавиться от вони подожженного фильтра на языке, а Игорь, помолчав, продолжал:
— Я тебе не рассказывал, как я сел.
— Рассказывал…
— Очень кратко и без подробностей. Хотя я и сейчас не буду в них вдаваться. За несколько месяцев до того я отбил у трех придурков девушку. Взял к себе в банду, научил выживать… влюбился. Взаимно влюбился, заметь! Все хорошо было до неприличия. Иванушка этот всплыл, деньги хорошие появились. А потом нас загребли из-за одного идиота. Перестрелка была… всех моих убили, и Юкку тоже. Меня ранили, но я сумел уйти, хоть и недалеко. Прежде, чем уйти, увидел Юкку с дыркой во лбу. Меня так переклинило… забился на какой-то чердак, вытащил этот мобил, через который с Иванушкой переписывался, чип-карту спалил на зажигалке, а мобил решил расстрелять. Проверил обойму — три пули. Думаю, одна в мобил, вторая в висок. А третья лишняя, я ее и выкинул, чтобы символичности не портила. Выстрелил в мобил, он вдребезги, естественно. Тут шаги на лестнице — полиция выследила-таки. Вышибают дверь, я вспоминаю, что было три пули, стреляю, попадаю прямо в голову ему, потом пистолет к виску, и… ну, ты понял. Символичность, мать ее. Так вот, в следующий раз я не ошибусь.
Сначала Стасу казалось, что Галес просто пьян. Потом он заметил безумный блеск в совершенно трезвых глазах, подрагивающие пальцы, лихорадочную бледность… и внезапно эмпатическая вспышка, короткая, как молния, но столь же убийственная, пронзила его разум. От боли Ветровский едва не потерял сознание. Никогда раньше не было… так, но никогда еще, если не вспоминать Косту, он не чувствовал эмоции другого человека действительно как свои собственные.
— Все еще помнишь ее, и все еще любишь, — прошептал Стас.