Иная. Песня Хаоса
Шрифт:
Хотя все это не умаляло радости. Котя смеялась вместе со всеми. И под долгие благопожелания подолгу приникала к медовым устам суженого. Он отвечал и невпопад говорил что-то гостям, лишь начиная проникаться сложной вереницей давних традиций. Но и это никого не смущало. Все изголодались по праздникам и шумному веселью. Молодых три раза сажали на печь и, конечно, желали им много детей. Дружка превзошел себя по остроумным замечаниям, не позволяя никому заскучать.
— Ой, медведица-людоедица! — закричал он звонко, когда кто-то постучал посреди пира. Но тут двери отворили двое воинов из дружины.
— Это кто же у вас «людоедица»? — усмехнулся статный мужчина в парчовом кафтане. И все гости разом вскочили с мест, чтобы согнуться в земном поклоне.
— Князь!
— Князь!
— Светлый князь, не вели казнить! — пробормотал дружка. Но князь лишь рассмеялся и поднял чарку сыченого меда:
— За молодых! И за моего спасителя! Век не забуду!
И целый бочонок вкатили в избу, чтобы и гости смогли поднять чаши за здоровье молодых. Да еще князь принес двух запеченных уток на блюде. Гости заметно оживились, благодаря за щедрое угощение. Котя же помрачнела и лишь заклинала: «Не забудь же, светлый князь, не забудь же, щедрый князь!»
К счастью, державные дела достаточно скоро увлекли князя. Дождьзов покинул пиршество, и Котя совсем успокоилась, словно от избы отлетела недобрая тень.
— Ты правда спас его во время битвы? — все не верила Котя, шепчась с Вен Ауром, когда они вернулись во главу стола.
— Да, — пожал плечами Вен Аур и вполголоса ответил: — Не серчай ты на него. Вон, смотри! Какие подарки нам оставил!
— Этого-то я и боюсь, — выдохнула Котя, рассматривая стоящие подле молодых золотые кубки и лежащий посреди стола отрез синей парчи.
— Да ты не бойся! Котя, мы вместе. Больше ничего не бойся. Теперь я защищаю тебя, как велят наши духи, — успокоил ее Вен Аур. И вновь Котя забылась в сладком веселье. Так наступил вечер и все заговорили о провожании молодых.
Шумное пиршество с песнями ушло на улицу, стол вынесли из избы под открытое небо. К тому же еды-то на нем почти не осталось, но гости развлекали себя сами. Они громко пели, танцевали, смеялись, уже вспоминали неприличные частушки и по-прежнему наслаждались праздником. Молодых же оставили, чтобы те наслаждались друг другом.
Им постелили на лавке, но, приблизившись к ней, Котя оторопела:
— Вен! Тут медвежья шкура.
— Подарок князя. А что? — пожал плечами муж. Приходилось повторять себе, что ее Вен Аур, ее милый «древесный волчонок», теперь зовется именно мужем.
— Разве ты не превратишься… ну, в волка. Когда… Ты говорил о медведях тогда, — замялась Котя.
— Ты все перепутала, я же рассказывал, — улыбнулся Вен Аур, погладив по голове. — Не превращусь. В волка я уже и вовсе не превращусь, потому что встретил двадцатую весну в этом теле. Могу разве только клыки да когти непроизвольно выпустить, если меня посыпать пеплом из медвежьей шерсти.
— Надеюсь, никому не придет такая идея.
— Я тоже, — кивнул он. — Только пеплом, шкура-то тут ни при чем.
— Да о чем мы вообще, — отмахнулась Котя и потушила лучину. Больше тяжелые разговоры не посещали избу в ту ночь.
— Да уж, не время. Забудь обо всех. Жена моя! Моя жена! Котя! — воскликнул Вен Аур, заключая ее в страстных объятиях. Теперь уже ничто не заставляло сдерживаться или скрываться.
Он снял с нее убор и сарафан, на ней осталась одна лишь тонкая чистая рубашка. У Коти перехватило дыхание от предвкушения, она медленно опустилась на медвежью шкуру. Глаза Вен Аура блестели в темноте, он встал подле жены.
Его длинный язык провел от тонкой щиколотки до середины берда, обвел коленную чашечку. Ладони ласкали ее узкие длинные ступни. В нем вновь пробуждался зверь, даже если в человеческом теле. Он любовался ее ногами. Котя же гладила его плечи, неумело, но уверенно, поддаваясь воле древних инстинктов. Ей всегда говорили, что они подскажут, как поступить в первую ночь с мужем. И женщины из селения не обманывали.
— Хочу увидеть тебя в твоем первозданном облике, — глухо попросил Вен Аур.
— Каком еще? Он у меня один. Или… Без одежды? Без всей-всей? — удивилась неуверенно Котя.
Она помнила, что в деревне женщины даже во время близости с мужьями оставались в рубахах, и ей наказывали всегда поступать так же.
— Без всей. Запреты для людей. Ты выбрала меня, ты выбрала Хаос.
Пусть их и осветили духи, но Вен Аур пошел ради жены на уступки. Ей же ничто не мешало немного нарушить традиции ради мужа.
— Ладно. Хорошо, — Котена потянула за край оставшейся просторной одежды и стянула ее через голову. Ткань мягко смялась на полу. Теперь воздух холодил кожу, щекотал мех на шкуре, возникала непривычная робость. Хотя она уже не верила в злые напасти, от которых должна защищать вышивка. Ее защищал Вен Аур. От всего, ото всех.
Котя сидела, поджав ноги и сложив руки на сведенных коленях, невольно прикрывая все наготу.
— Это не то, — рассмеялся мягко, но призывно возлюбленный. — Так даже нечестно: ты уже видела меня без одежды. А я тебя — еще ни разу.
— Ну, вот она я, — храбрясь, заявила Котена, разводя руки. Она уже не боялась и ничего не скрывала. Муж с нежной улыбкой потянулся вперед.
— Хороша же ты, — только выдохнул Вен Аур, отстранившись и как будто все еще наблюдая. — Моя судьба. Судьба… Как же сложно с вами!
— Ну, так… давай упростим, — пожала плечами Котя, уже не стесняясь своего тела. Она впервые без боязни и стыда рассматривала Вен Аура совсем без одежды, его его мышцы, сильные руки, накаченный торс, ноги.
Возлюбленный ни в чем не скрывался, и от этого Котя ощутила приятное тянущее чувство, ее охватывал жар. Между ними больше не оставалось никаких барьеров.
Он переместился на шкуру и теперь стоял перед Котей на четвереньках, хищно опустив голову, улыбаясь и сверкая нечеловеческими глазами. Казалось, он превратится в свою вторую форму. Длинные пряди волос падали на лоб, потом он резко распрямился, как в прыжке на добычу, и опрокинул возлюбленную на спину. Она не сопротивлялась, ей понравилось это проявление дикости, но неизменно ласковой.