Иная
Шрифт:
— Здешний мед имеет цитрусовый привкус, — заметила она.
— Он отличается по вкусу от лавандового? — Я подумала о ее кулинарной книге, оставшейся в Сарасоте.
Она остановилась.
— Да. — Голос ее звучал мягко. — По-моему, с лавандовым медом ничто не сравнится. Но здесь лаванда не растет. Сколько я ни пробовала, рассада всегда погибала.
Тропинка огибала участок с огородом, и мае называла мне растения: арахис, сладкий картофель, помидоры, салат, тыква-горлянка, тыква столовая и всевозможные бобовые. На краю сада стоял маленький коттедж, выкрашенный голубой краской.
— Мы разводим лошадей, и это дает нам достаточно денег на спасательные операции, — сказала она.
«Спасательные операции?» Но у меня имелись более насущные вопросы.
— «Мы» — это ты и… забыла имя?
— Дашай. Она сегодня на конском аукционе. Завтра вернется.
— Вы с Дашай пара?
Едва обретя мать, я уже испытывала ревность. Я жаждала ее безраздельного внимания. Она рассмеялась.
— Мы пара идиоток. Дашай моя близкая подруга. Я встретила ее, когда убегала, как ты. Она помогла мне купить здесь землю, и мы делим работу и прибыли.
Я смотрела на маму. В волосах ее сверкало солнце, глаза мерцали как топазы.
— Ты влюблена в кого-нибудь?
— Я влюблена в этот мир, — улыбнулась она. — А ты, Ариэлла?
— Не знаю, — ответила я.
Май во Флориде — интересное время. Мама называла его месяцем последнего шанса: с первого июня пойдут жаркие влажные дни, и начнется сезон ураганов.
В ту ночь температура упала ниже тридцати градусов, после ужина мы накинули свитера и вышли на прогулку вдоль реки. Там я увидела небольшой деревянный пирс, к которому были привязаны каноэ, моторка и водный велосипед.
— Хочешь, прокатимся? — сказала мае.
— На чем?
— Начнем с самого легкого, — решила она.
Я неловко взобралась на водный велосипед, а она отвязала конец и запрыгнула следом, причем так ловко, что велосипед едва шелохнулся. Мы поставили ноги на педали и отчалили.
Полная луна то показывалась, то снова ныряла в облака, ночной ветерок был сладок и пах апельсиновым цветом.
— Ты живешь в чудесном мире, — сказала я.
Она рассмеялась, и звук ее смеха, казалось, искрился в темном воздухе.
— Я старательно его выстроила, — сказала она. — В Саратоге я оставила свое сердце. — Лицо ее не было печально, просто задумчиво. — Нам столько нужно рассказать друг другу — за один день не управишься.
Лодка вышла на открытую воду, и впереди я увидела огни гостиницы, где провела предыдущую ночь, и тонкий луч маяка на Обезьяньем острове.
— Бедные обезьяны, — вздохнула я и рассказала ей, как смотрела на них из гостиницы.
Глаза у матери вспыхнули.
— Знаешь их историю? Первые обезьяны были выпущены на остров после того, как их использовали для разработки вакцины против полиомиелита. Это были уцелевшие — кто не умер и кого не парализовало. Так что в награду их сделали аттракционом для туристов.
Мы подплыли ближе. Боб сидел на камне, глядя в никуда. Другая обезьяна, помельче, висела на ветке дерева и наблюдала за нашим приближением. Мае издала языком странный цокающий звук, и Боб встал. Он подошел к камням на краю острова. Вторая обезьяна спрыгнула со своего дерева
То, что произошло дальше, описать трудно. Мама с Бобом как будто побеседовали через разделяющую их полоску воды, хотя не было произнесено ни слова. Вторая обезьяна в беседе не участвовала, как и я.
— Хорошо, — сказала мае спустя несколько минут и снова посмотрела на Боба.
Затем она направила велосипед к невидимому со стороны гостиницы краю острова. Мы коснулись дна в нескольких метрах от берега. Она дошла до суши вброд, двигаясь так изящно, что вода даже не плеснула. Я сидела и смотрела, мне очень хотелось крикнуть что-нибудь ободряющее, но я не издала ни звука.
Когда мае добралась до берега, Боб уже ждал ее. Он обхватил ее руками за шею, а ногами за талию. Вторая обезьяна взобралась ей на плечи и тоже уцепилась за шею. Она двинулась по воде обратно, на сей раз медленнее. Обезьяны таращились на меня своими яркими любопытными глазками. Мне хотелось поприветствовать их, но, пока они забирались в лодку, я помалкивала. Они уселись на полу в кормовой части.
Мы покинули заводь так же тихо, как и прибыли сюда.
Меня охватил невыразимый трепет. Я обрела не только мать — я нашла героиню и двух обезьян в придачу.
Оказалось, на самом деле его звали не Боб, а Харрис.
Позже в тот же вечер мама с Харрисом сидели в гостиной, дорабатывая детали. Вторая обезьяна, Джоуи, перекусила яблоками и подсолнечными семечками и отправилась спать в гостевой домик.
Мае с Харрисом общались жестами, движениями глаз, хрюканьем и кивками. Закончив обсуждение, они обнялись, и Харрис кивнул мне, направляясь в гостевой домик.
— Как ты научилась разговаривать с обезьянами? — спросила я.
— Ну, у нас здесь и раньше бывали обезьяны. — Она поднялась и потянулась. — Одни — брошенные домашние питомцы, другие — с Обезьяньего острова. Ты же понимаешь, гостиница пришлет Харрису и Джоуи замену. Всегда присылает.
Об этом я не думала.
— Тогда мы сможем спасти и новых?
— Смотря от чего это зависит. — Она потерла глаза. — Некоторым на острове нравится. Джоуи мог бы быть там совершенно счастлив. Но Харрис ненавидел остров, а Джоуи не хотел оставаться один.
— Ты научишь меня разговаривать с ними?
— Конечно. Это займет некоторое время, но не столько, сколько требуется, чтобы выучить французский или испанский.
— Я хочу, чтобы Харрис был моим другом. — Я представила, как бы мы прогуливались, держась за руки и беседуя, может, даже катались на водном велосипеде.
— Он обязательно будет — некоторое время. — Мае пристально посмотрела на меня. — Ты же понимаешь, что он не может здесь остаться.
— Почему?
— Во-первых, это небезопасно. Кто-нибудь может их увидеть, и тогда нам придется разбираться с гостиницей. Ты еще не знаешь, насколько маленький этот город. — Она прошла по комнате, выключая лампы. — А главное, Харрису и Джоуи будет лучше в заказнике для приматов. В Панаме существует заповедник, куда мы посылали обезьян и раньше. Там они проходят реабилитацию и обучаются снова жить в дикой природе.