Иная
Шрифт:
Все сгрудились за длинным столом, ели-пили и разговаривали, перебивая друг друга. Младшие дети рассказывали о школе и о том, как их задирает мальчик по имени Форд. Майкл вызвался разобраться с этим Фордом, но мать сказала, чтоб он даже и не думал, отец сказал «довольно», а желтый пес (его звали Уолли, сокращенное от «Уол-Марта», названия магазина, возле которого его нашли) завыл. Все рассмеялись, даже мистер и миссис Макги.
— А ты правда не ходишь в школу? — спросила меня Бриджит. Она поела быстрее всех.
Я с полным ртом кивнула.
— Счастливая, —
Я проглотила то, что было во рту, и спросила:
— Тебе не нравится в школе?
Она покачала головой.
— Люди над нами смеются.
На мгновение за столом воцарилась тишина. Я обернулась к Кэтлин, которая сидела рядом со мной, и шепотом спросила:
— Это правда?
По лицу Кэтлин сложно было что-то прочесть: казалось, она одновременно и рассержена, и смущена, и в то же время стыдится своих чувств.
— Да, — ответила она, понизив голос, — мы единственные, у кого нет компьютеров и мобильников.
Затем уже громко произнесла:
— Богатые дразнят всех, кто на стипендии. Не только нас.
Миссис Макги встала и принялась убирать тарелки, и все снова заговорили.
Это совсем не было похоже на беседы, происходившие у нас дома: здесь перебивали, возражали, кричали, громко смеялись и разговаривали за едой — и никого это, кажется, не задевало. Дома фразы всегда были законченными, диалоги логичными, они разворачивались постепенно, вдумчиво, развивались волнообразным гегельянским спиралям, рассматривая все альтернативы, прежде чем прийти к заключению. В тот вечер, пока миссис Макги везла меня обратно, я осознала, что у нас дома не было места глупости.
Поблагодарив ее и войдя в дом, я обнаружила отца в кресле у камина, он читал и ждал меня.
— Как прошел твой выход в свет? — Он откинулся на спинку своего кожаного кресла, и глаза потерялись в тени.
Я подумала обо всем, что видела и слышала сегодня, и прикинула, как бы это все описать.
— Было очень мило, — осторожно произнесла я.
При этих словах отец вздрогнул, как от боли.
— У тебя лицо горит, — сказал он. — Тебе пора в постель.
Когда я уезжала от Макгарритов, Кэтлин порывисто обняла меня на прощание. Я представила себе, как пересекаю комнату и обнимаю папу на ночь. Даже мысль об этом была смешна.
Я пожелала ему спокойной ночи и направилась наверх, не сняв пальто.
На следующее утро что-то разбудило меня раньше времени. Я выкарабкалась из постели и в полусонном состоянии пошла к окнам.
Вдруг раздался пронзительный вой — ничего подобного я в жизни не слышала. Похоже, он исходил из сада за домом. Насторожившись, я подошла к выходившему в ту сторону окну и выглянула, но, как ни вглядывалась, не разглядела ничего, кроме призрачного мерцания снега в темноте.
Шум оборвался. Мгновением позже я услышала глухой стук, как будто что-то врезалось в дом. Чья-то тень широкими шагами направлялась из сада на улицу. Я проводила фигуру глазами. Папа?
Должно быть, я снова заснула, потому что следующим звуком, который меня разбудил, был
Она стояла снаружи, дрожа, в зимнем пальто с искусственным лисьим воротником и в искусственной норковой шапке. Мне показалось, что при виде меня она съежилась.
— Не смотри, Ари, — сказала она.
Но я уже увидела Мармеладку, лежащую на ступеньках. Снег вокруг нее был забрызган кровью.
— Бедная кошка, невинное создание. Какой зверь мог сотворить такое?
— Вернись в дом, — прошипела мне Мэри Эллис Рут.
Она подняла меня за плечи и втолкнула в коридор за кухней. Затем протиснулась мимо меня и плотно закрыла за собой кухонную дверь.
Через несколько секунд я ворвалась на кухню. Но она была пуста. Я подбежала к задней двери и через окно увидела, как Рут подняла кошку. Тело Мармеладки уже окоченело. Шея у нее была сломана, подбородок задран к небу… Мне хотелось кричать.
Рут пронесла трупик мимо окна и исчезла из виду, но когда она проходила, я видела ее лицо, ее мясистые губы кривились в злой улыбке.
Я не рассказала миссис Макги о тени, которую видела в тот же день до рассвета. Почему-то я знала, что, если расскажу, будет только хуже.
Позже в тот же день, когда я ждала в кухне начала ежедневных занятий с отцом, я услышала голоса внизу.
— Поздравляю, — сказала Рут.
— Спасибо, — донесся папин голос. — И с чем же?
— С тем, что продемонстрировали свою истинную натуру, — довольно промурлыкала она. Затем добавила: — Кошку я закопала.
Я бросилась в гостиную, чтобы не услышать больше.
ГЛАВА 2
В тот год, когда мне исполнилось тринадцать, я узнала: почти все, что мне говорили об отце, было ложью. Он не страдал волчанкой, не был вегетарианцем. И он не хотел, чтобы я появилась на свет.
Но правду эту я узнавала постепенно, а не в результате мгновенного ослепляющего открытия, хотя для драматического эффекта предпочла бы второе. В том-то и сложность с описанием собственной жизни: приходится как-то разбираться с длинными скучными периодами.
К счастью, большинство из них остались в первой главе. Детство мое, в общем и целом, было настолько бедным на события, что при взгляде назад мне кажется, будто оно прошло во сне. Теперь я хочу перейти к более осмысленным моментам, к реальному времени тринадцатого года моей жизни и тому, что за ним последовало.
В том году я впервые праздновала свой день рождения. В предыдущие годы это было так: папа вручал мне подарок за обедом, а миссис Макги ставила на стол непропеченный кекс с потекшей глазурью. Оба эти события имели место и в нынешнем году, но на следующий день, шестнадцатого июля, миссис Макги взяла меня к себе домой. Предполагалось, что там я поужинаю и переночую: еще одно «впервые» в моей жизни — прежде я никогда не спала вне собственного дома.
Из гостиной я подслушала, как папа обсуждает это с миссис Макги. Его еще нужно было убедить, что со мной в чужом доме все будет в порядке.