Иная
Шрифт:
Миссис Макги провела меня по коридору в кухню. Там вокруг видавшего виды стола расположились ее дети. Мальчик лет шести перестал оплевывать одну из своих сестер и крикнул: «У нас гости!»
Остальные уставились на меня. Большая желтая собака подошла и ткнулась мокрым носом мне в ногу.
— Привет! — сказал один из старших мальчиков, темноволосый, в клетчатой рубашке.
— Ты кто? — спросила маленькая девочка с зелеными глазами, глядящая на меня снизу вверх.
Девочка повыше откинула за спину длинную рыжеватую косу и встала. Она улыбнулась.
— Это
— Садись сюда, — зеленоглазая девчушка пододвинула стул к столу рядом с собой.
Я села. Всего их было десятеро. У них были ясные глаза и румяные щеки, и они с любопытством смотрели на меня. Пес свернулся под столом у моих ног.
Кэтлин поставила передо мной кружку с какао и тающей в нем большой зефириной. Еще кто-то подвинул ко мне тарелку с тостом, небрежно покрытым корицей и растопленным маслом. Я сделала глоток и откусила кусочек.
— Вкусно, — произнесла я, чем явно их порадовала.
— Не торопись, осваивайся, — сказала миссис Макги. — Попозже можешь попробовать выучить, как кого зовут. Всех разом не упомнишь.
— Даже мама иногда забывает, — добавила Кэтлин. — Она зовет нас «дочка» или «сынок».
— Ты любишь кататься на санках? — спросил другой темноволосый мальчик.
— Никогда не пробовала, — ответила я, слизывая с губ зефирную пенку.
— Никогда не каталась на санках? — В его тоне чувствовалось недоверие.
— Мисс Ари редко бывает на улице, — объяснила миссис Макги. — Она не то что ты, оболтус.
— Я не оболтус, — сказала зеленоглазая девочка. У нее был крохотный носик с двумя веснушками на нем. — Я слишком изящная, чтобы быть оболтусом.
— Изящная! — насмешливо передразнили несколько голосов.
— Бриджит пухленькая, а не изящная. Пухленькая, как поросенок, — сказал мальчик постарше. — Меня зовут Майкл, — представился он, пока Бриджит возмущалась.
— Когда Майкл ложится спать, он спит солдатиком, — сказала Кэтлин. Она выпрямилась и прижала руки по швам. — Так и спит. Ни разу за ночь не шелохнется.
— Не то что Кэтлин, — парировал Майкл. — Она все с себя скидывает, а потом просыпается от холода.
Они казались бесконечно завороженными друг другом. Вступали новые голоса, рассказывая, как этот просыпается до зари, а тот разговаривает во сне. Я ела тост, пила какао и слушала их как далекий птичий щебет.
— С тобой все в порядке? — раздался голос Кэтлин рядом с моим ухом.
— Все хорошо.
— Мы шумная кодла. Мама говорит, что мы хуже мартышек. — Кэтлин снова откинула косу. Та каким-то образом упорно переползала обратно через плечо, сколько бы ее ни откидывали. У Кэтлин было маленькое личико, довольно простое, но когда она улыбалась, на щеках появлялись ямочки. — Тебе тринадцать?
— Двенадцать. Тринадцать будет летом, — уточнила я.
— Когда у тебя день рождения?
Остальные дети постепенно разбрелись, и за столом остались только мы с Кэтлин. Она болтала о домашних животных, о нарядах, о телепередачах — вещах, о которых я знала очень немного, разве что из книг.
— Ты всегда так одеваешься? — спросила она без тени издевки.
Я оглядела свою простенькую белую хлопчатобумажную накрахмаленную блузку и свободные накрахмаленные темные брюки.
— Да.
Мне хотелось добавить: «Благодаря твоей матери. Это она покупает мне одежду».
Если честно, миссис Макги не всегда покупала мне бесцветную одежду. Когда я была совсем маленькой, лет двух или трех, она купила мне пестрый летний костюмчик, где были перемешаны красный, зеленый и голубой цвета. Отец при виде его поморщился и попросил немедленно снять это с меня.
Кэтлин была одета в обтягивающие джинсы и лиловую футболку. Я удивилась, почему они не накрахмалены.
— Мама сказала, что тебе нужно больше цвета в жизни. — Кэтлин поднялась. — Пойдем, покажу мою комнату.
По пути в комнату Кэтлин мы миновали захламленное помещение с телевизором на стене.
— Этот большой экран папа купил нам на Рождество, — сказала Кэтлин.
Макгарриты оккупировали два дивана и разнокалиберные стулья, кто-то валялся на подушках на ковре. Все глаза были прикованы к экрану, на котором мелькало изображение какого-то странного существа.
— Что это? — спросила я.
— Инопланетянин, — ответила она. — Майкл обожает научно-фантастический канал.
Я не стала ей говорить, что никогда раньше не видела телевизора. Вместо этого я сказала:
— Об инопланетянах писал Рэй Брэдбери.
— Первый раз про него слышу.
Кэтлин поднималась по лестнице, я шла следом. Она открыла дверь в комнату размером чуть больше гардеробной при моей спальне.
— Входи, — пригласила она.
Комната была набита вещами: двухъярусная кровать, два маленьких комода, письменный стол и стул, ворсистый красный ковер, заваленный обувью. Окна отсутствовали, а стены покрывали плакаты и вырезки из журналов. Из черной коробки на комоде гремела музыка, рядом лежали квадратные упаковки от лазерных дисков, но я ни одного не узнала (дома у нас в основном была классика — симфонии и оперы).
— Какую музыку ты любишь? — спросила я.
— Панк, поп, рок. Это «Кэнкерс». — Она махнула в сторону постера над письменным столом — длинноволосый мужчина, одетый во все черное, оскалился, словно рыча. — Обожаю их. А ты?
— Первый раз о них слышу.
Она вытаращилась на меня, но тут же сказала:
— А, не бери в голову. Наверное, мама правду сказала. Ну то, что ты вела уединенную жизнь.
Я ответила, что ее мама, наверное, права.
Мой первый визит к Макгарритам, пока я была там, казался бесконечным, но когда мы ехали домой, мне уже представлялось, что он длился всего несколько минут. Такое количество всего незнакомого ошеломило меня. Мистер Макгаррит, большой круглый мужчина с массивной лысой головой, пришел домой к ужину. На ужин были спагетти, и миссис Макги приготовила для меня особый соус без мяса, который оказался на удивление вкусным.