Иная
Шрифт:
По крайней мере, смертных друзей. В какой-то момент Харрис ткнул меня локтем в бок и указал на репродукцию в альбоме — «Леди Шалотт» Джона Уильяма Уотерхауса. Мне подумалось, что это мог бы быть портрет моей матери, и Харрису тоже. Довольный сходством во мнениях, он снова откинулся на свой край гамака, а я вернулась к своим размышлениям.
Я думала, появится ли у меня когда-нибудь бой-френд. Мы с Майклом еще несколько раз говорили по телефону, но тем для беседы находилось все меньше. Я не могла сказать ему, что знаю, кто убил Кэтлин, и это знание сдерживало
И Малкольм где-то бродит. А вдруг он всю жизнь будет меня преследовать?
Или я проведу всю жизнь, пытаясь примирить родителей? Я не знала, как обстоят дела между ними. Папа уехал в Ирландию, не сказав мне ничего. Когда я спросила маму, лицо ее сделалось загадочным.
— Лето еще не кончилось, — ответила она.
У главных ворот прозвенел звонок, и я была рада прервать раздумья.
— Сиди здесь, — велела я Харрису.
Ему было позволено остаться с нами на лето, в качестве подарка для меня. И, по правде говоря, похоже, Флорида ему теперь больше нравилась. Джоуи пару недель назад отправили в реабилитационный центр, и, судя по первым сообщениям из Панамы, он просто расцвел там.
Я направилась по подъездной дорожке к воротам, нисколько не жалея, что меня потревожили, по пути махая пасущимся в загоне лошадям. Из-под куста сладкой оливы вынырнула Грэйс и соизволила последовать за мной, часто останавливаясь понюхать землю или умыться.
Но когда я увидела человека у ворот, сердце у меня упало. На дороге стоял агент Бартон и разговаривал по мобильнику. Костюм у него был слишком темный для флоридского лета, и на лбу блестел пот. Позади него жужжал на холостых оборотах белый «форд-эскорт».
За десять метров до него я выработала стратегию.
Он убрал телефон в карман.
— Мисс Монтеро! — пророкотал он. — Давненько мы не виделись.
Я продолжала идти к нему. Я открыла ворота.
— Не желаете зайти в дом? — Я постаралась придать голосу детскость и веселье. — Мамы нету, но она скоро вернется. Мы здесь остановились у друзей. Наш дом снесло ураганом.
Надо отметить, что на мне был купальник-бикини, потому что он это заметил. «А детка-то растет», — подумал он.
Он улыбнулся.
— Я объезжал район и услышал, что вы здесь…
— Где это вы услышали?
Но его мысли и так сказали: он проследил один из моих звонков Майклу.
— Да, кто-то сказал. Ну и мы подумали, может, у вас появились новые догадки относительно смерти вашей подруги Кэтлин. Вы так неожиданно покинули Саратогу.
— Мне надо было навестить маму. — Я держала ворота полуоткрытыми.
Он думал, что войти в дом было бы стратегически выгодно, но при этом рискованно. Лучше делать это в присутствии взрослых.
— Вы точно не хотите зайти? В доме прохладнее.
Он хотел. Но не двинулся с места.
— Нет, так нормально. Кстати, я с прискорбием услышал о кончине вашего отца.
Ни тени скорби он не испытывал.
— Спасибо, — сказала я. — Но, понимаете, он не умер.
У него тут же завертелось множество мыслей, поскольку он всю дорогу не верил в папину
— Не умер, — повторил он. — Вы хотите сказать, что он жив по-прежнему?
— «Он жив, он пробудился. Смерть мертва», [37] — процитировала я.
«Она что, спятила?» — подумал он.
«Нет, — хотелось мне сказать ему. — Просто мне четырнадцать».
Я прочла еще несколько строчек, распахнув глаза и призвав на помощь весь диапазон моего голоса:
Мир! Он не умер — только превозмогСон жизни, сон, в котором истязаемМы все самих себя среди тревог;Сражаться с привиденьями дерзаем.37
Перевод В. Микушевича. (Прим. перев.)
Агент Бартон явно не читал поэму Шелли «Адонаис».
«Бедный ребенок, — думал он. — Свихнулась. И неудивительно, учитывая все, через что ей пришлось пройти».
Я могла еще долго продолжать. Могла бы прочесть наизусть поэму целиком. Или сказать ему: «Кстати, мой папа вампир. И мама тоже. И я». Могла сказать ему, кто убил Кэтлин.
Могла рассказать ему о пожаре. Следователи не были уверены, устроил его Малкольм или такую форму приняла месть Денниса. Может, агент Бартон сумел бы в этом разобраться. А может, выяснил бы, кто положил розы на папину могилу.
Я могла бы рассказать ему, как выглядит мир в четырнадцать лет с точки зрения вечности.
Вместо этого я повторила:
«Мир! Он не умер — только превозмог».
Я печально улыбнулась ему. В искусстве сбивать с толку нет лучшего оружия, чем поэзия.
— Да, — сказал он. — Мир. — Растопырил пальцы вскинутой правой руки буквой V, развернулся и направился к взятому напрокат белому автомобилю. Я слышала, как он думает: «Это дело никогда не закрыть».
И я повернулась и пошла по дорожке обратно к дому, за мной семенила Грэйс. Полежу в гамаке, помечтаю, а там и вечер. На данный момент этого довольно.
ЭПИЛОГ
Давным-давно, когда отец сказал мне: «К сожалению, вампиры редко записывают факты», — я подумала: «Ну, я-то свое дело делаю».
Но я решила перестать вести дневник. Я зафиксировала на бумаге все имеющиеся у меня факты, и настала пора понять, что с ними делать; отступить на два шага и рассмотреть мозаику как целостную картину, со светом, мраком и тенями. Позже я переписала все полезные части в этот новый блокнот.
Мне бы хотелось думать, что кто-нибудь прочтет мои записки и найдет их полезными, — что их прочтешь ты. Я посвящаю эту книгу тебе, ребенок, который, надеюсь, однажды у меня родится. Может, тебе будет легче расти, чем мне. Может, эта книга пригодится тебе.