Иная
Шрифт:
Когда пожарные машины прибыли к «Ксанаду», грузовик с выдвижной лестницей стал объезжать здание, а второй экипаж отправился наверх пешком, таща на себе огнетушители, брандспойт и другое оборудование. Они велели ей оставаться на улице, но она последовала за ними.
— Послушная, как всегда, — вставил отец.
Тут в палату вошла медсестра в ярком цветастом халате. Отца передернуло от такого дизайна, и он закрыл глаза.
— Гостям пора уходить, — улыбнулась нам медсестра самым неискренним образом.
Мама вздохнула и резко загипнотизировала
— Всего на несколько минут, — сказала она. — Только доскажу. Ну вот, одни пытались проникнуть сквозь металлические ставни сзади, другие топорами ломали переднюю дверь. Пожарники Сиеста-Ки произвели на меня огромное впечатление, особенно ребята с тринадцатой подстанции. Они каким-то образом содрали ставни и разыскали Ари в кабинете и вынесли ее в такой штуке, похожей на корзину. Или люльку? Как это называется? Неважно.
— А ты был первым, кого нашли мы. — Она посмотрела на отца так, будто вот-вот заплачет. — Ты был в жутком состоянии. Гораздо худшем, чем сам знаешь кто, не говоря уже об Ари. Ты был черный от сажи, а эти ожоги на спине, ох…
— Кто «сам знаешь кто»? — Его плечи оторвались от подушек, как будто он пытался сесть.
В жизни не видела, чтобы папа кого-то перебил. Он всегда говорил, что, вне зависимости от крайности ситуации, грубость непростительна.
— Лежи. — Мама протянула руки, словно чтобы толкнуть его, и его плечи упали обратно. — Малкольма. «Сам знаешь кто» — это Малкольм. Ты слишком слаб, чтобы читать мои мысли.
— Он был там? — удивилась я.
— Его обнаружили в коридоре, недалеко от твоего отца. — Глаза ее были прикованы к его лицу, на меня она не смотрела. — Разве ты не знала? Тебе никто не сказал?
— Как он проник внутрь? — спросил папа в пространство.
— Должно быть, сделался невидимым, — предположила я. — Он мог войти, когда я выносила мусор. Потом, когда огонь добрался до него, отвлекся и снова сделался видимым. Но папа мог не разглядеть его в дыму.
— Думаю, его впустил Рафаэль. — Мае откинула волосы за спину и одернула блузку.
— Я никого не видел. — Папа снова поднял руку, с отвращением глядя на внутривенную иглу. — Я проснулся от дыма в комнате. Обнаружил огонь возле кухни и попытался потушить его, но он распространялся слишком быстро. Дым стоял невозможный.
— Этиловый эфир, — пояснила мама. — С него все и началось. Пожарные нашли в кухне канистру. Кто бы это ни затеял, он подошел к делу капитально. Даже вынул батарейки из запасного выключателя для противоураганных ставен.
— Это дело рук Малкольма, — заявила я. — Все сходится.
— Полагаю, это мог быть и Деннис, — возразил отец. — Но я склонен согласиться с тобой — больше похоже на Малкольма. Почему он не ушел, когда запылал огонь?
— Подозреваю, хотел понаблюдать. — В голосе мае звучала горечь.
— Где он сейчас? — Я надеялась, что он мертв.
— Кто знает? — Лицо у мамы сделалось отрешенным. — Его положили в скорую, чтобы отвезти в больницу, но каким-то образом потеряли
— Сбежал. — Папа обмяк на подушках и закрыл глаза.
— Тебе надо отдохнуть.
Мае разбудила медсестру, и мы пожелали отцу спокойной ночи.
Вернувшись к себе в палату, я рассказала маме о ссоре в день пожара — и о выражении лица Малкольма, когда тот уходил.
Она не выказала удивления.
— Да, он любит Рафаэля. Я уже много лет об этом знаю.
И лицо ее и голос, когда она произнесла это имя, сказали мне, что она тоже любит папу.
ГЛАВА 19
Жарким днем после обеда, примерно месяц спустя, мы с Харрисом лениво валялись в гамаке на передней террасе дома в Киссими, принадлежавшего друзьям мае. Хозяева уехали на весь день в Орландо, и дом был полностью в нашем распоряжении. Вентилятор над головой перемешивал воздух, создавая относительную прохладу, и мы через длинные, коленчатые соломинки потягивали лимонад из высоких стаканов.
Я писала в дневнике. Харрис листал альбом по искусству «Величайшие полотна мира».
Ураган Барри не пощадил Хомосасса-Спрингс. «Запредельной синевы» больше не существовало. По рассказам мае, нагонная волна с реки уничтожила большую часть дома, а все деревья и кусты были вырваны и разнесены в клочки смерчами. К счастью, всех животных благополучно эвакуировали, даже пчел, чьи ульи перед бурей перенесли из поместья на более высокое место и укрыли. Статуя Эпоны тоже пережила удар стихии и в настоящее время украшала парадный вход дома, где мы остановились.
Мае с Дашай сидели допоздна, обсуждая возможность восстановления дома. Они уже дважды ездили в Хомосассу, и каждый раз возвращались в Киссими со спасенными предметами и ворохом новостей. Бар «У Фло» и «Речной приют» лежали в руинах, ни крыш, ни стен, окна, хоть и забитые на этот случай фанерой, разлетелись вдребезги. Обезьяний остров превратился в голую скалу, его деревья и веревочные мостики исчезли. Маяк обнаружили плавающим в реке в нескольких милях оттуда.
Вот и сегодня они час как уехали, чтобы по новой оценить масштабы бедствия и немного прибраться. Они звали меня с собой. Я отказалась. Я не хотела видеть разрушения.
Папа отбыл в Ирландию. Он прислал мне открытку с видом острова на озере и написал на обороте: «Покой снисходит по капле», строчку из стихотворения Йейтса «Остров Инишфри». После затянувшегося выздоровления в больнице он решил, что Флориды с него хватит. Рут уехала на летние каникулы, а папа вылетел в Шеннон на разведку и, возможно, подыскать место для нового дома. Он звал меня с собой. Это предложение я тоже отклонила. Мне требовалось время, чтобы привести мысли в порядок.
Впервые в жизни я задумалась о будущем. Поступлю ли я в колледж? Или пойду работать? Я уже несколько месяцев не общалась с подростками. Став «иной», я утратила своих сверстников, своих друзей.