Инцел на службе демоницы 4: Гарем для чайников
Шрифт:
“… хочешь меня,
но себе я верна,
и для тебя моя позиция одна…”
Правда, судя по ролику, позиций у них было намного больше. Запись очень напоминала подробную видео-камасутру — тут уж я постарался. Тела без устали сплетались со мной и друг с другом — сверху, снизу, сбоку, стоя, на четвереньках. Платиновые локоны смешивались с каштановыми и сливались с золотыми. Упругие груди дружно скакали по экрану, три пары сочных женских бедер раздвигались вовсю, демонстрируя публике поблескивающие от смазки киски. Контент
“Не дам…” — сорвалось с экрана, пока одна томно дышала, отходя от только что полученного оргазма.
“Не дам…” — повторилось следом, пока вторая, заняв ее место, полировала губками мой член.
“Никогда тебе не дам!” — разнеслось над толпой, когда к ней присоединилась третья.
Сразу три микрофона со стуком упали на сцену. Грохоча каблуками, солистки стремительно кинулись прочь. Однако их побега никто даже не заметил — все смотрели только на экран. Некоторые парни, ничуть не смущаясь соседей, засунули руки себе в карманы и вовсю там елозили под смачные чмоки из видеоролика. Воздух над площадью, казалось, дрожал от возбуждения. Людская энергия щедро расплескивалась по сторонам, невидимая глазу, но вполне ощутимая.
Только сейчас это была не энергия тщетных желаний и напрасных надежд, которую “Миссия” получала раньше, когда на них смотрели и хотели, даже не мечтая получить. Теперь все видели, что эти красотки очень даже доступны — и, казалось, вместе с взбудораженными выкриками по толпе летала чистая похоть. А такая энергия шла явно не в рай — все-таки в раю секса нет. Иными словами, все то огромное благословение, которое им дал рай, теперь служило аду. И это тоже сделал я.
— Ты!.. — сверкая глазами, подлетела ко мне миссионерка с платиновыми волосами. — Что ты сделал?
— Что за херня?! — вскрикнула брюнетка.
У третьей с золотыми локона даже не нашлось слов — лишь яростный выдох. Кажется, я впервые видел их такими сердитыми.
— А это нимфочки, — довольно пояснил я, — чудесные создания. Слышали, что они принимают любую форму? Так что трахнуть вас оказалось не так уж и сложно.
— Это не мы! — воскликнули они хором, возмущенно трепеща крылышками за спинами.
Я внимательно, как исследователь, взглянул на экран, где уже сразу три женских головки энергично трудились над одним пахом: платиновая, каштановая и золотая.
— Ммм… Не вижу разницы. Вы видите? — я с иронией перевел глаза на оригиналы.
— Они же поймут, что это не мы! — возмутилась миссионерка с платиновыми волосами.
— Ну пока еще не поняли, — я пожал плечами.
Толпа разразилась очередной порцией горячих воплей, когда ее экранная копия встала на четвереньки и призывно задвигала бедрами, прося трахнуть ее поскорее.
— Да мы докажем, что это — дублеры! — выпалил оригинал.
— Что это фейк! — подхватила брюнетка.
— И как? — хмыкнул я. — Разденетесь? Ну валяйте!.. Только людям-то без разницы: они видят “Миссию”. И пока вы что-то там докажете, все уже это посмотрят. И не все вам поверят, даже если доказательства окажутся идеальными.
Сразу три пары глаз гневно впились в меня.
— Да ты… — зашипели они хором.
— Слушайте, — перебил я, — тут все просто: либо вы соглашаетесь с тем, что я прав, либо вам придется еще подумать. Третьего не дано.
С площади донеслась новая волна восторженных выкриков. Не желая видеть, кого и куда, все три красотки резво сбежали в служебный полумрак, выбивая каблуками синхронную дробь. Я довольно проводил их глазами. Как же под всем этим хотелось добавить “Миссия выполнена”.
Стоило им скрыться, как тут же раздались шаги, и из ниоткуда рядом появился молодой мужчина в строгом костюме с холодными серыми глазами, одновременно равнодушными и оценивающими, будто выносящими беспристрастный вердикт. Так обычно и смотрел Ангел Равновесия.
— Ты нарушил равновесие, — спокойно констатировал Либра. — Понимаешь, что это значит?
— Да, — я поправил значок со скалящимся чертиком на груди, — что я победил.
— Не мне решать твою судьбу, — сказал он, пристально глядя в мои глаза.
Я никогда не думал, что серость может ослеплять. Однако за мгновение все вокруг словно потеряло четкость и краски, смазавшись сначала до серых плывущих силуэтов, а потом и вовсе сменившись густой чернотой, как от накинутого на голову мешка. Следом исчезли и звуки: мелодия на сцене и выкрики толпы — я будто оказался в глухом вакууме, отрезанный от всего мира. А потом в этой безмолвной черноте вдруг появилось мерное знакомое гудение, с которым обычно движется лифт. По-прежнему ослепленный, я мысленно начал отсчитывать время, но сбился где-то на третьей сотне. Если это и правда лифт, то везет он меня куда-то высоко — заоблачно высоко, куда люди обычно не поднимаются — во всяком случае, живые.
Гудение внезапно прекратилось. С легким кликом темнота разрезалась квадратом яркого света, как если бы у невидимой кабинки распахнулись дверцы. С глаз словно сдернули пелену, и по ту стороны отчетливо проступил знакомый коридор последнего люксового этажа отеля “Небесная лестница”. Покинув черноту, я осторожно шагнул туда — казалось, прямо из стены. Ни лифта, ни лестницы сейчас здесь не было — только бесконечный коридор, куда длиннее, чем он мне запомнился, и одна-единственная дверь неподалеку.
— Малыш, — вдруг произнес голос Би в моей голове, — ничего не бойся. Иди вперед и не сворачивай.
А сворачивать тут было и некуда — разве что обратно в стену. Следуя совету, я направился к двери, которая оказалась слегка приоткрытой. Но все же на всякий случай постучал — все-таки невежливо входить к творцу мира без приглашения. Ответа не последовало, и, аккуратно распахнув дверь, я шагнул через порог.
Внутри была небольшая гостиная — дорогая, пафосная и в общем-то стандартная для подобных номеров. На стенах в позолоченных рамах висели картины. Из огромных панорамных окон открывался роскошный вид на город и далекие очертания строящегося парка аттракционов. Но внимание здесь приковывало совсем другое. Вокруг массивного камина стояли два высоких кресла с бархатной обивкой и изящный стеклянный столик между ними, под которым россыпью валялись круглые мелкие камни черного и белого цвета. Рядом лежала перевернутая доска для игры Го, будто сброшенная на пол в порыве злости от того, что партия не сошлась.