Инчик-Сахалинчик
Шрифт:
Я долго не выговаривала букву «Р», до пяти лет точно. Папанька меня даже еврейкой называл, я помню это. Но однажды прибегаю к родителям и ору во всю глотку:
– Р-р-р-рыба! Р-р-р-рыба! Р-р-р-рыба!
– Ба, наша еврейка по-русски заговорила! И кто Инночку научил?
– Деда Вавила.
– Вавила на тебя кисель пролила?
– Нет, Вавила р-р-рыбу ловила.
– Селёдку?
– Нет, не водку, а камбалу.
– И что?
– Жар-р-рила
– И?
– Сказала, что мне не даст, пока я не скажу «р-р-рыба».
– Ах, ты наша рыбка!
– Я больше не евлейка?
– Еврейка, еврейка! А скажи-ка, дочь, «корейка».
– Колейка.
– Правильно, у нас узкоколейка. А скажи ещё раз «рыба».
– Р-р-р-рыба! Р-р-р-рыба! Р-р-р-рыба!
– Ух, наша! Сахалиночка. Ну и что, поела ты камбалы у деда?
– Забыла.
– Ну беги, беги, поешь.
А камбала у нас особая, северная. Это на юге острова её на сковородку «бух» нечищеной и она шкворчит, урчит – жарится. Во Мгачах всё не так: сначала надо взять нож, плоскогубцы, надеть на руки садовые перчатки, и наматывая пупырчатую колючую кожу на плоскогубцы, снять её с рыбы. А уж потом кидать на сковородку белое мясо и слушать как оно шкворчит. Только что выловленная камбала – это, ох, какая вкуснотища!
И я пошла её есть к деду Вавиле. Зря что ли мы с ним её ловили? А вы слюну глотайте, глотайте! Она вам ещё пригодиться – на власть плевать да всяко-разно депутатов обзывать.
Идём мы с матерью в поликлинику на прививку. А я услышала где-то припевку и горланю на всю дорогу:
– Ростов-на-Дону, Саратов на Волге. Я тебя не догоню, у тебя ноги долги!
Мамка рада, дочь певучая растёт. Заходим в поликлинику, занимаем очередь, ждём. А больничка у нас одна: там и дети, и взрослые – все в одни и те же кабинеты сидят. Ну не болтаться же мне без дела, пока ждём. Я и запела, да громко так:
– Ростов-на-Дону, Саратов на Волге. Я тебя не догоню, у тебя ноги долги!
Мать занервничала, попыталась заткнуть дитятке рот. А я всё громче:
–Ростов-на-Дону, Саратов на Волге. Я тебя не догоню, у тебя ноги долги!
Деды зашушукались:
– Вот чё болезная ревёт, можа, у ей токсикоз?
– Варикоз! – вытянули бабки свои больные ноги.
А мужичок на костылях пшикнул на нездоровое детское пение, да и говорит:
– Заткнись, девка! Не так петь надо, вот послушай, послушай, – и жалобно затянул: – Сахалин (вторые Сочи), солнце греет, но не очень, выполняем план по водке, недодали по селёдке…
Деды и бабки одобрительно закивали:
– Да, да, внучка, иди учи эту песню. Она на наши ухи привычнее.
– Зубчиха, беги сюда!
– Зубчиха, уходи!
– Зубчиха!
Так дразнили меня ребята во дворе. Очень обидно. Достало! Иду к матери:
– Отец у нас плохой, фамилия его меня никак не устраивает, давай нашего папку на другого папку поменяем.
– На кого, доня?
– На Петрова, Иванова, Васечкина… Не знаю!
– Так-так, что там у вас с отцом случилось, рассказывай.
– Ничего. Соплежуи во дворе задолбали. Зубчиха я им, видите ли. Как будто у меня имени нету! Ну давай хоть на твою девичью фамилию всей семьёй перейдём.
– На Горыню что ли? Хочешь чтоб тебя змеем Горынычем звали? Ты ещё в дочки к тёте Нине Каргаполовой попросись, будешь старой Каргой. Или к Бургановым, знаешь как их Ирку дразнят? Бур-бур-бур!
Горько хмыкаю и ухожу, бурча:
– Ну и родители мне достались! А друзья у них – и того хуже.
У бабы Паши кот, ну, совсем неподъемный! Еле-еле запихиваю его в авоську и тяну по двору. А авоська – это почти рыболовная сетка в виде сумки. Представьте каково там коту живётся! Бабка как увидела такое зверство, плюнула и пошла по своим делам. Но моя мать не осталась столь равнодушна к деяниям дочурки, она руки в бок и попёрла на рыбачку-неудачку:
– Ты что, живодерка, удумала?
– В магазин иду.
– А до твоих мозгов ни капельки не доходит, что ты животину мучаешь?
– Чего ему будет то?
Мать подумала и смягчилась:
– И правда, чего ему будет? А ты его в зоомагазин или сдашь в мясной отдел?
Я не поняв в чём разница, смело отвечаю:
– В мясной отдел!
– А не жалко котика? Он же тебя вынянчил у деда печке, песни тебе маленькой пел, байки рассказывал.
Пожимаю плечами:
– Да что ему будет то? Мясом накормлю и выпущу.
Мать, наконец, начинает соображать, что ей надо было поступить, как мудрая баба Паша: плюнуть и пойти дальше по своим делам. Но я и не думала униматься, тереблю родительницу за подол:
– Мам, а коты бывают придурочные?
– Не придурочные, а придурошные. Вернее, пишется «придурочные», а читается «придурошные».
Тут бабка грозно так с грядки встала, она нас слушать устала:
– Хватит, заткнулись оба! Котищи бывают только умные да дурные, а вы оба тупые!
Мать со страху чуть не упала: сегодня бабушка злая! А кот мяукнул из авоськи, жалобно так: «Ну, тетки!»
Валентина Николаевна склонилась над капустной грядкой. Я долго и внимательно вглядываюсь в капустные раскидистые листья… там маленькие зародыши только-только завязавшихся кочанов:
– Мам, а папа сказал, что вы меня в капусте нашли. Ну смешной, нет? Сказал бы уж, что в корыте у свиньи, я б тогда поверила, корыто то оно большое. А капуста… где ж там ребёнку уместиться? Ребятенок как разляжется, так капуста ваша и поломается, вон она какая хрупкая!
Мать выпрямила спину и удивлённо посмотрела на дочь:
– Тьфу! А знаешь, сколько ты весила, когда мы тебя в капусте нашли?
– Скока? – я строго прищурилась.
– Кило семьсот! Все дети как дети, а ты была в два раза меньше их.