Индекс Франка

Панкратов Иван

– По делу.

«Надо зайти сегодня к Беляковой. Узнаю попутно, какой план лечения, прогноз и когда ампутация», – решил про себя Платонов. То, что оперировать надо в ближайшее время, пока она компенсирована, сомнений не вызывало. Насколько сама Лидия Григорьевна это осознаёт – было пока что не очень понятно.

Когда все выходили из зала, за спиной он услышал голос Лопатина, заведующего хирургией:

– Подкинул ты нам работу, Витя.

Платонов вышел в дверь и уже в коридоре обернулся.

– Николай Палыч, тут было без вариантов, – он пожал плечами. – История странная,

неприятная. Время упущено. Я уж молчу про парамедицинские моменты. Женщина фактически в плену была у собственного сына…

– И ты её из плена прямо вот к нам, – буркнул Лопатин. – Даже и не знаю, как тебя благодарить. Наверное, в магазин сбегать придётся.

– Вы ещё скажите, что я решил быть добрым за чужой счёт, – нахмурился хирург. – Если нужно – приду и сам ногу ампутирую. Могу и вести её.

– Занимайся своими делами, – сурово сказал Лопатин. – Ты в нашу кафедру уже залез со своей Беляковой, мы сами там как-нибудь разберёмся.

В кармане у него завибрировал телефон.

– Да, – ответил Лопатин. – Много? Не артериальное? «Транексам» ставьте в вену, две ампулы… Да, две, это тысяча, нормальная разовая доза. И жгут там приготовьте. Сейчас мы подойдём.

Он отключился, посмотрел, прищурясь, на Виктора и сказал:

– Закровила твоя Белякова. Из язвы. Говорят, много, хотя на бедренную артерию не похоже. Пойдём, посмотрим. Пути назад уже нет. У тебя сегодня с утра есть что-то?

«Я же говорил, – подумал, но не сказал вслух Платонов. – А ведь она бы сейчас дома крованула, если бы не оставили».

– Есть, – ответил Виктор. – Мальчишка «электрический», Медведев. Мы там немного по срокам пролетели по его состоянию, но можно ещё успеть в последний вагон запрыгнуть. Сделаем сегодня эпифасциальную некрэктомию.

– Площадь большая выйдет?

– Процентов пятнадцать, – примерно прикинул Платонов. – Больше двадцати всё равно за один раз нельзя. Через пару дней вторым этапом остальное дочистим. Он пока в клинитроне – не мокнет, не плывёт, можно ждать.

– Смотри – если времени нет, мы с опухолью сами разрулим, – Лопатин подмигнул. – «Я сам, я сам»! Тут, Витя, как ни крути, а кафедры у всех разные. Не бросишь ты своего Медведева. А мы – Белякову.

– Журналы заберите, – раздался позади голос Кравец; она обращалась к заведующей приёмным отделением. Не оглянуться стоило Виктору огромных усилий. – Да, мне они уже без надобности. Подежурила – пора и честь знать.

Стук каблучков стал удаляться по коридору. Платонов двинулся следом, зачем-то прячась за спиной Лопатина. Очень уж не хотелось попадаться на глаза Кравец и опять почувствовать полное отсутствие к себе интереса – слишком это было неприятное ощущение.

Через несколько секунд Полина свернула в сторону лестницы к своему отделению, а Виктор с Лопатиным пошли в другом направлении – в гнойную хирургию. Платонов немного успокоился и стал думать, когда взять на операцию Медведева.

«Электрическими» они называли пациентов с травмами от удара током или с ожогами вольтовой дугой. Раньше, в девяностые, это чаще всего бывали маргиналы, рыскающие по стройкам и трансформаторным будкам в поисках цветных металлов. Сейчас на первое место вышли любители селфи в экстремальных местах, нерадивые электрики, сварщики или бесстрашные дети-зацеперы. Медведев был из таких – ребёнок из неблагополучной семьи, любитель вместо посещения школы шарахаться по железнодорожным путям и крышам электричек. В двенадцать лет он, конечно, едва ли знал физику – но и опыт пострадавших в аналогичных ситуациях друзей его тоже ничему не научил.

На спор – как чаще всего и бывает у мальчишек – залез на крышу вагона, принялся там позировать на фото для оставшихся внизу. Его мать показывала то, что запечатлел телефон одного из малолетних придурков – нелепые прыжки, кривляния, махания руками. Потом внезапно белый экран на несколько секунд – оптика не справилась с такой вспышкой, – сотни искр, как большой бенгальский огонь. И следом какая-то серая тень, напоминающая маленький горящий самолёт, падает на землю. Тушить его они, конечно, не помчались – страшно. Но снимать продолжали. После удара о землю Медведев вскочил, но споткнулся обо что-то и покатился в канаву. Вот это его и спасло – огонь с остатков одежды сбился сам. Когда мальчишки подбежали к нему – не прекращая, конечно, снимать – стало видно дымящееся тело в каких-то чёрных лохмотьях. И среди этого чёрного пятна – совершенно дикие белые глаза. А ещё через мгновение он заорал.

Здесь мать обычно выключала телефон: «Не могу дальше смотреть…» Впрочем, Платонов знал – она показала это практически всем врачам и сёстрам в реанимации. Виктору казалось, что она испытывала какие-то мазохистские эмоции, рыдая на этих кадрах и делясь ими со всеми. Не хватало только добавлять при просмотре: «Вот видите, это Феденька мой летит!» Хотелось спросить, с какой целью это делается – ведь не похоже, что она пытается предупредить всех об опасности бродить по крышам электричек, да и дураков, способных на такой поступок, среди зрителей не было.

«Лучше бы в классе продемонстрировала таким же идиотам малолетним, – рассерженно думал Платонов, в очередной раз видя Медведеву с телефоном в руках в окружении медсестёр или родителей других малышей, поступивших в ожоговое отделение по более банальным поводам. – Хотя не факт, что это кого-то сейчас научит…»

Тем временем, они с Лопатиным пришли. В палате у Беляковой уже был Шатов – хирург, отвечающий за гнойные койки в этом квартале. (Официально отделения не существовало, койки были прицеплены к общей хирургии в качестве общепризнанного источника головной боли. Поэтому для справедливого распределения и была придумана система – раз в три месяца условный заведующий «гнилухой» заменялся очередным доктором-хирургом; комбустиологов эта система в свои ряды не вовлекала).

Постель Беляковой была в крови, Шатов вместе с перевязочной сестрой пытался наложить давящую повязку на область язвы. Сама Лидия Григорьевна была хоть и в сознании, но Платонова не узнала, лишь стонала и временами вскрикивала от боли.

– Миша, что тут у тебя? – спросил Лопатин Шатова. – Справляемся или надо срочно в операционную? Обрисуй в двух словах.

Михаил Леонидович, продолжая удерживать ногу в приподнятом положении, чтобы сестре было удобней бинтовать, прокомментировал: