Индекс Франка
Шрифт:
Виктор сонным взглядом проводил его, потом отхлебнул ещё, поставил кофе на стол и вспомнил, как прошла утренняя конференция…
Не секрет, что жизнь медицинских учреждений – по крайней мере большинства из них – протекает круглосуточно. Венцом этого круговорота является сдача дежурства, где любые подвиги и огрехи отработавшей смены пристально разглядываются начальством, и всем известно, что именно эти взгляды чаще всего лишены объективности.
В больнице постоянно что-то происходит. Днём здесь хорошо. Днём светло, все на рабочих местах. Работают лаборатории, печатаются рентгеновские снимки, все отвечают на звонки, пусть
И вдруг наступает ночь. Неожиданно становится темно, холодно и страшно. Кабинеты на сигнализации, одинокий лаборант бродит по этажам с контейнером и списком вечерних анализов. Дежурная смена пытается разогреть в микроволновке домашнюю еду и выпить кофе в надежде не дождаться до утра никого и ничего. Где-то гремят пластмассовой амуницией санитарки, светят фонарями в тёмные окна охранники.
Но нет. Хрен вам. Синие блики в окно. Два-три противных громких гудка – как будто их и так не видно.
«Скорая».
На носилках – что-то вроде «ушиба всей бабушки». Пенсионерка с гипертоническим кризом, одышкой, нарушением ритма, хрипами в лёгких, болями в животе, язвами на ногах и вообще без родственников. Выясняется – за рентгенлаборантом надо ехать (если он трубку возьмёт), за УЗИ-врачом надо ехать, лаборант ушла в реанимацию на плановый забор, «ух ты, тут ещё какое-то кровотечение, видите, чёрный памперс, давайте за эндоскопами», и этот квест надо выполнять сразу, срочно, а машина одна, и она только что ушла в полпятого утра за поварами, а их четверо в разных концах города, и у водителя с ними собственный квест…
Есть два выхода – или ждать полного выполнения маршрута, или включать клиническое мышление с опережением этой логистической головоломки. Чаще, конечно, хочется пойти по первому пути. Просто потому, что ночью анализы добавят процентов девяносто к диагнозу при полном отсутствии дополнительных глаз, рук и мозгов. Хотя бы на уровне «кровь-моча-интуиция врача». В итоге то, что днём занимает тридцать минут, ночью съедает не меньше трёх часов – именно отсюда произрастают корни большинства жалоб на тему «Я просидела с больным отцом в приёмном отделении полночи, а они так ничего не выяснили». Они бы и хотели, чёрт возьми. Честно…
Но вот наступает утро, приходит начальство. На дворе опять светло и совсем не страшно; все, кто имел отношение к ночной работе, сидят в креслах конференц-зала и пытаются делать вид, что они ни при чём. Хотя претензий им пока никто не высказал.
Но начальство не заставляет себя долго ждать. Изобилие вопросов льётся водопадом из ведра красноречия:
– Кого вызвали? Почему так долго принимали решение? Что мешало поставить диагноз сразу? В приёмном отделении есть инструкции, заверенные мной. Они на все случаи жизни. Трудно папочку с ними открыть? Отказы были? Уже можно в интернет заходить и жалобы там искать? Я, между прочим, ещё в машине Инстаграм открыла, а там нате – прямо с утра уже наша больница…
Отвечать на эти вопросы дежурной смене с утра очень не хочется. Очень-очень. Потому что всем в этом зале и за его пределами понятно – лечебно-диагностический процесс организует не дежурная смена. Она его только использует в установленных
Платонов ещё с госпиталя помнил, что это, по сути, и есть «синдром начмеда» – с утра задавать вопросы по организации приёма пациентов ночью. Спрашивать, критиковать, грозиться принятием мер административного воздействия – причём за этими бюрократическими терминами обычно скрывались банальные выговоры и лишения премий. Критик – он ведь человек, который сделал бы лучше вас. Если бы умел.
– Не умеешь работать – руководи. Не умеешь руководить – проверяй, – азбучная армейская истина пригодилась Виктору и на гражданской службе. Правило неопровержимое. Правда, в госпитале ещё добавляли: «Хуже нету сволочей, чем начальство из врачей», но там это имело смысл – ушедшие на недосягаемые административные должности офицеры быстро теряли связь с лечебной работой и, будучи врачами по диплому, по факту превращались в проверяющих-зомби. Приезжая из столичных краёв к ним в госпиталь, они что-то вспоминали, но поверхностно и не отчётливо, так что решения по результатам проверок принимали жёстко и с позиций командных, а не врачебных. Ни к чему хорошему такой способ контроля не приводил. Его научились обходить при помощи бань, коньяка, ресторанов и сезона красной икры – в итоге генералитет стал приезжать в основном осенью, увозя полные портфели браконьерского продукта и назначая оценку «удовлетворительно».
Во время своей новой жизни в бюджетном здравоохранении Виктор уже понял, что чаще всего начальство само мотается по инстанциям, пытаясь предупреждать возможные конфликты. То в муниципалитет, то в ФОМС, то в Следственный комитет; кому конфеты, кому кофе, кому дорогущий виски. И уж если какому барину из высокого кабинета захотелось лично посетить больницу, то значило это лишь одно – проблема столь серьёзна, что решить её путём телефонного звонка, подписанного акта или оплаченного штрафа совершенно невозможно.
Иногда Платонов видел абсурдность возникающих претензий – но не пытался их оспаривать. Более того, он вспоминал откуда-то из детства одного из старых госпитальных начмедов со смешной фамилией Шаферсон и понимал, что время таких руководителей, к сожалению, прошло. Этот самый Шаферсон был поставлен окружным начальством на должность начмеда по принципу силового внедрения, без всякого одобрения нижестоящего звена – для армии дело обычное. Ничего хорошего в госпитале от такого назначенца не ждали по определению.
Однако прибыв на место и вступив в должность, Шаферсон чуть ли не в первую очередь заинтересовался тем, как протекает работа дежурной службы в ночное время. Для этого он изучил все существующие руководящие документы, а потом просто стал приходить по ночам в приёмное отделение и дежурить вместе со сменой. Сидел тихо в сторонке и следил, глядя на часы, за тем, как быстро всё происходит, делал какие-то пометки в блокнотик. Если пациент требовал дополнительного привлечения диагноста – садился в машину и вместе с дежурным водителем ехал по ночному городу забирать из дома рентген-лаборанта или, например, часто дежурившую на дому маму Платонова, тогда анестезиолога (кстати сказать, глупая ситуация с невозможностью экстренного наркоза среди ночи из-за нестыковок штатного расписания была решена именно Шаферсоном после ряда его ночных вылазок).