Индейская комната
Шрифт:
«Он попадется», — повторяла она себе, не в состоянии точно определить, что же испытывает: страх или надежду? Сара не совсем хорошо представляла себе, как могут развиваться события. Джейми проникает в дома, не оставляя следов, рыскает привидением, обыскивая добрых старушек Хевен-Риджа? Сара вообразила себе: Майнетт Соммерс или Пигги Уолтерс лежат на кровати под пологом — у них непременно должны были быть кровати с балдахином — и тихо посапывают, а в это время Джейми прокрадывается в дом, открывает шкафы, поднимает ковры, спускается в подвал, карабкается на чердак… Ей до смерти хотелось быть вместе с Джейми, но она прекрасно понимала, что никогда не сможет двигаться так же тихо и скрытно. Джейми вырос на болотах, преследуя дичь по следам. Он научился быть браконьером.
Он умел подняться по лестнице, чтобы ступени не скрипели, умел так открыть дверь, чтобы створки отворились бесшумно. Ночь — это была его стихия. А главное, у него не было нервов, и это было самое ужасное. Если старухам вздумалось бы мешать ему, то
— Будь внимателен, — говорила она ему, — в их возрасте сон очень чуток. Ты рискуешь столкнуться нос к носу со старыми мегерами.
Но Джейми только пожимал плечами. У него очень острый слух, он услышит чужие шаги издалека. Незачем волноваться.
Сара не испытывала никаких теплых чувств по отношению к Пигги Уолтерс или Майнетт Соммерс, но боялась, что Джейми убьет какую-нибудь старуху раньше, чем обнаружит, где находится тайник, в котором прячут Тимми. Если такое произойдет и если похитительница действовала тайно и не в сговоре с другими, то никто не сможет позаботиться о маленьком мальчике. Никто не догадается, что он столько времени содержится в звуконепроницаемой комнате, пока не проникнет внутрь этой комнаты. «Он умрет от голода и жажды, — с ужасом повторяла Сара, — и никто не узнает, что от главной улицы городка его отделяет всего несколько сантиметров кирпича».
Да, опасность была реальной. Если не существовало сговора, а только личная инициатива, то никто в Хевен-Ридже, кроме самой похитительницы, не знал о ребенке. Джейми должен был иметь в виду это основополагающее обстоятельство. Способен ли он учесть это?
Ночи тянулись бесконечно. Молодая женщина устраивалась спать в плетеных креслах, придвинув их к окну. Она просыпалась, вздрагивая, когда Джейми возвращался незадолго до рассвета. Сара забрасывала его вопросами, он только пожимал плечами. Нет, ничего интересного. Да, спрятанные деньги, он их не трогал. Незначительные семейные тайны. Дневники, полные сплетен о соседях или отдельных жителях Хевен-Риджа. Учетные книги. Много учетных книг. Но следов Тимми — никаких.
— Это было бы слишком просто, — шептала Сара. — Не будут же они писать в самом деле в своих дневниках о том, что украли ребенка!
Джейми уверял ее, что не оставил без внимания ничего, особенно того, что валялось под мебелью. Он придавал большое значение отпечаткам пальцев на стенах, ведь дети обычно оставляют отпечатки целой пятерни.
— Они должны были их все вытереть, — вздыхала Сара. — Эти старухи помешаны на чистоте. Они не допустили бы такой ошибки.
— Ошибаешься, — возражал Джейми. — Четыре года тому назад они действительно были очень внимательны, но не сегодня. Бдительность потеряна. К тому же старухи плохо видят и могут упустить какие-то мелочи. Надо сохранять спокойствие.
Они замечали все, хватаясь за малейшее подозрение. Не слишком ли много сахара покупает Майнетт Соммерс? Джейми нашел у нее на стеллажах горы печенья и конфет. Но может быть, она хранила эти сладости, чтобы раздать их в Хэллоуин? У Пигги Уолтерс Морисетт нашел маленькую пластмассовую фигурку космического монстра, закатившуюся под шкаф. Это открытие их очень взволновало.
— Там могут быть отпечатки Тимми, — пробормотала Сара. — Если бы только их можно было снять…
Увы, без помощи ФБР сделать это было невозможно.
— Не расстраивайся! — сказал Джейми, взяв ее за руку. — Эту игрушку мог потерять любой местный малыш. Ты сама говорила, что старые грымзы часто предлагали сладости детям, игравшим на улице.
— Так и есть, — согласилась молодая женщина. — Они всегда зазывали Тимми к себе, стоило мне только подъехать к магазину. Я едва успевала войти в лавку, как они тут же появлялись у калиток с кексами в руках: «Иди сюда, мой маленький, не стой на солнце, это вредно для твоей кожи, а то она потемнеет и ты будешь на себя не похож. Это будет так досадно». А когда я выходила из магазина, то обнаруживала Тимми на коленях у какой-нибудь из них полузадушенным в объятиях. Если я забирала сына, они смотрели на меня с ненавистью.
Джейми еще крепче сжал ее руку. Сара поняла, что этот жест ее ободряет. Она захлопала глазами: в первый раз со дня своего приезда он до нее дотронулся. Сара растерялась, но отметила, что это прикосновение мужской руки доставляет ей удовольствие.
Что вообще-то известно Саре о старых дамах Хевен-Риджа?
Она должна была воздержаться, несмотря на озлобленность, представлять их в карикатурном виде, так как никогда, абсолютно никогда, не была с ними близка. Она сожалела, что, рисуя для Джейми портреты старух, упростила их и сделала примитивными куклами. Это было глупо… Ни Пигги, ни Майнетт, несмотря на их дурацкие имена, не опустились до того, чтобы ходить вразвалку, как механические игрушки. А это было непросто. Сара, сопоставив факты, угадывала в них прочные семейные узы, воспитание, даже скорее железную дисциплину. Она предполагала жесткие рамки принципов в их семьях. И еще одно: это было поколение, которое выполняло воинскую повинность с восторженной печалью. Она видела молодых красивых офицеров, испускавших последние вздохи на поле битвы. Она догадывалась о династических фамилиях, где дети были маленькими взрослыми.
Майнетт, Пигги… Они, безусловно, были молоды, но с самого детства получали в наследство миссию: защищать от мутного потока, бушующего над страной, свой Хевен-Ридж. Им без конца повторяли, что их авторитет и богатство будут этому способствовать. Они выполняли свой долг. Такова была цена, заплаченная за право жить в довольстве. Мужчины — воины, а женщины должны действовать в тылу, но твердо и держаться стойко. Они стали защитницами и часовыми городка. При всей их хрупкости они были настоящими церберами, охраняющими ворота крепости. С давних пор это дело превратилось в захватывающую работу. Власть, возможность отдавать приказания, никогда не повышая голоса. Однако распоряжения никогда не бывали точными, они скорее походили на намеки или пожелания. Подчиненные сами должны были толковать их, расшифровывать и действовать в соответствии с обстоятельствами. Опьяняющая возможность командовать армией за чайным столом, разрезая на куски морковный пирог. Все слушались, трепетали, заискивали и надеялись оправдать доверие. Пигги и Майнетт прекрасно развлекались. Это было гораздо увлекательнее, чем замужество, рождение детей, семейная жизнь…
Но все идет. И все проходит.
Они были часовыми времени, защищавшими Хевен-Ридж от варварских орд. Они продолжали творить добро, как его понимали, для крепких, грубых крестьян, таких бесхитростных и преданных. Шериф, мэр… марионетки! Некоторых они приглашали на чай, и было так забавно смотреть, как дрожат чашки тонкого фарфора в толстых пальцах с черными от земли ногтями. А они рядом с этими гигантами казались такими маленькими и хрупкими, но настоящая СИЛА была заключена в них. Их непростая миссия заключалась в том, чтобы задержать течение времени, поймать пятидесятые и держать на привязи в тайнике, вдали от мира, будто огромное животное, укрощенное волшебными звуками.
Увы, как ни парадоксально, остановленные стрелки не помешают часам отсчитывать время. Так и их собственная жизнь текла своим чередом, а они об этом и не догадывались. В изумлении они вдруг обнаружили, что искать мужа и рожать детей уже слишком поздно… Они так привыкли все откладывать на завтра, на «когда придет момент». Сегодня они были застигнуты врасплох. Это была не их ошибка. Работа, которую они делали, была так тяжела и заняла так много лет… Всем известно: у часовых нет личного времени. Пришла старость, а с ней и горькие сожаления и пустота. Порывы нежности оставались без ответа. Им кто-то был нужен, но собак и кошек было недостаточно. Так почему бы не маленький мальчик? Несчастный ребенок, с которым плохо обращается родная мать… И этот ребенок как раз жил недалеко от Хевен-Риджа.
Они имели на это право, никто не смел оспаривать их привилегий, это просто компенсация. Они все отдали для счастья своих сограждан, защитили городок от бед современной жизни. Без отдыха они возводили бастионы, чтобы оградить его от бедствий, маячащих на горизонте. Только благодаря их служению местное население могло растить своих малышей в полной безопасности, не боясь наркотиков, бандитов, негров, СПИДа. А сегодня они устали и хотели любви. Свою долю любви! А кто может полюбить старую женщину, кроме маленького мальчика? На сцене жизни свободной осталась только роль бабушек… Она принадлежала им… И они были готовы ее сыграть.
А Тимми сделали своим партнером.
Проглотив завтрак, Джейми торопился в подземелье, потому что хотел скрыться в утренней дымке, не рискуя попасться на глаза кому-нибудь на дороге. Там он заваливался на циновку и спал до полудня. Иногда Сара приходила к нему, чтобы принести еду и горячий кофе. Она не понимала, что заставляет ее так поступать. Бессознательно она чувствовала какие-то противоречия, мотивы, которые даже не хотела анализировать.
«Что ты пытаешься сделать? — спрашивала она себя. — Тебе просто нужен мужчина? Это способ разделить одиночество? Ты стараешься его задобрить, чтобы уговорить оставить у тебя Тимми, когда он найдет сына?»
Она не могла ответить на эти вопросы. Может быть, ей просто был нужен кто-то, чтобы поговорить о ребенке?
Затаившись в пещере, которую когда-то построил Джоб, они иногда немного болтали. Темнота и странные звуки в подземелье создавали атмосферу некоего соучастия. Это сближало. Сара неожиданно для себя полюбила эту таинственность, перешептывания, когда вдруг замолкаешь, услышав подозрительный звук. Казалось, что, устроившись в тайнике, Джейми стал менее опасным. Это было нелепо.
Мало-помалу Сара рассказала ему о своем приезде в Хевен-Ридж, о враждебности местных жителей, об ошибке, которую она совершила, отстаивая свое право жить вне общества этих людей. Она рассказала Джейми о разорении родителей, об алкоголизме матери, о постепенном отупении отца после потери им всех своих клиентов. Морисетт слушал ее молча. Тюрьма приучила его к автобиографическим монологам. Он привык замыкаться в себе, отключаться, не обижая при этом своих сокамерников. Несмотря на темноту и тесноту помещения, Джейми не пытался воспользоваться ситуацией. Сара не могла понять, раздражает ли ее его самообладание или пугает. Иногда ей хотелось, чтобы Джейми бросил ее на кровать и взял, как делал это когда-то в номере мотеля в Сан-Бернардино. Иногда эта простая мысль вызывала тошноту.