Индиран Диор и тайна затерянного храма
Шрифт:
У Индирана уже в глазах потемнело от усилий, и тут канат сменился цепью, а затем и решетка показалась над краем трещины. Аэлин в рваной рубахе скорчилась на ней, лицо полускрыто тряпкой, лоб и руки красные, как после еверорунской бани…
— Быстрее!
Цепи жгли руки, решетка поворачивалась неохотно, но Аэлин была жива — отпустила тряпку, устало вздохнула и поползла на четвереньках вперёд.
Голос эльфа позади них дрогнул, налился хрипотой, и свет опять померк. Индиран метнулся к нему, отгоняя ужас перед темной пеленой, она уже окутала все, скрывая и эльфа, и столб, к которому того привязали. Голос взвился вверх яростным криком — и прервался, сменившись хрипом. Индиран взмахнул кривым ножом жреца и засунул руки в темную пелену, нащупывая веревки.
Руки обожгло и обдало холодом разом, и он невольно заорал, но что-то нашел и начал пилить ножом, не веревки, кожаные полосы, натянутые до звона… А нож острейший… Больно-то как… Теперь уже Индиран орал и ругался, волны холода и жара жгли его руки поочередно, а в голову штопором вверчивалась мысль, что он бесполезен и опоздал, вот только от боли даже не думать было слишком сложно!
Сзади в него вцепился было очнувшийся охранник, Индиран ударил его каблуком в колено.
Там, в пелене, эльф снова рванулся, и последние две полосы лопнули. Маглор, хрипя и хватая воздух, выпал из клубов темноты, еле устояв на ногах.
— Руки! — прохрипел он. — Быстрее!
Индиран врезал ещё одному фанатику, подскочил, полоснул по ремням на запястьях эльфа — и в него снова сзади вцепились в четыре руки. Ударили по почкам раз и другой, отбросили в сторону, схватили за руку с ножом.
— Поздно, — шипел голос расплывающихся клубов морготовой темноты, снова захлестнувшей эльфа с головой, — поздно!
Что-то лопнуло с противным звуком.
Возле лебедки снова дрались. Индиран, извернувшись, ткнул ножом врага куда достал, но двое наседали на него, словно и боль плохо чувствовали. Началась драка без правил, как в бедных кварталах, Индиран бил ножом, куда доставал, лягался и кусался, выдираясь из цепких рук, потом на руке с ножом повис враг и выворачивал ее изо всех сил, а время уходило безвозвратно. Он тоже забыл про боль, укусил руку, держащую его за запястье, бил кого-то головой об пол, освободил руку с ножом, воткнул его куда-то опять, вскочил, наконец. Пнул ногой в смуглое лицо, обернулся.
Эльф, шатаясь, шел к алтарю, вслепую, окутанный тьмой так плотно, что не был виден вовсе. Может быть, только свет Сильмарилла ещё пробивался через эту темноту… Ещё шаг, ещё один.
— Поздно, — шипел сам воздух, пепельный и жгучий, обжигающий горло, — поздно!
Нарин сцепился с очнувшимся фанатиком, они колотили друг друга о лебёдку. Раненый жрец пытался хватать Аэлин за руки и тащить обратно к расщелине, она пиналась и кусалась.
Убить эльфа. Если убить эльфа, пришла холодная мысль, для Моргота закроются эти ворота в мир. Зря старался.
Индиран неуверенно шагнул вперёд, перехватывая нож поудобнее. Было мерзко, но другого выхода, кажется, нет. В горло не попасть, надо бить в спину, пока сил хватит, может, попадет, куда надо.
Окутанная тьмой фигура наклонилась, мелькнула протянутая рука и выхватила из шкатулки Сильмарилл.
Раздался крик на два голоса — один хриплый, срывающийся, но живой, второй шипящий по всему залу — нелюдской, скрежещущий. Пелена разомкнулась и опала, открывая живое тело. Клубы темноты вырвались из кричащего рта эльфа и растаяли. Что-то шипело, словно на сковороде, по залу разнёсся запах горелого мяса…
И вспыхнул свет. Словно солнце спустилось прямо сюда, в душное жаркое подземелье. Только оно не слепило, а заполняло собой всего смотрящего, до донышка.
Закричал морготов жрец, падая на колени и схватившись за глаза. Жмурились и отворачивались живые ещё охранники. Темнота сжималась под этим светом в плотную изменчивую фигуру, тоже пытаясь закрыться…
Эльф кричал, но Камня из дымящейся руки не выпускал. Вот он шагнул вперёд, к темной фигуре, и та отступила от потока света. Зашатался.
Индиран подскочил и подхватил эльфа, не давая упасть. Потом мелькнула ещё одна глупая мысль, и он протянул руку, касаясь Сильмарилла в чужой руке кончиками пальцев. И свет снова вспыхивает.
Больно, больно, больно…
Гори, гори же…
Воздух вокруг шипел и накалялся, губы трескались от сухости. Ещё шаг вперёд. Не упасть бы вниз.
Кто-то подхватывает под локоть уже Индирана.
Мелькнуло лицо жреца, он бредёт к темной фигуре с другой стороны, отчаянно щурясь и протягивая руки.
— Меня! — крикнул он. — Меня!
Пепельные клубы окутали его и мгновенно осели. Глаза жреца вспыхнули, как угли, он выпрямился, делаясь будто выше и шире в плечах. Шагнул к эльфу и человеку, едва стоящим на ногах…
Нарин подскочил сбоку и с размаху ударил его в челюсть, как на ринге. Жрец пошатнулся и улыбнулся. Встречным ударом сшиб Нарина с ног, тот откатился едва не под ноги Маглору.
Сеть морщин пробежала по лицу жреца, стремительно углубляясь и расширяясь. Вот он шагнул вперёд, а его кожа стремительно сморщивалась, волосы мгновенно выцвели, мышцы опадали. Человек ссыхался изнутри. Замахнулся, готовый ударить ещё раз… Хрустнул сустав. Стремительно сохнущее тело осело со стоном, исходя черным пеплом.
Маглор сделал ещё шаг вперёд, к самому краю. Переливы света врывались здесь в черноту воздушного разрыва, и Индирану показалось, что он стал немного тусклее.
Ещё одна рука коснулась маленького солнца, которым стал Сильмарилл. И свет вспыхнул ещё ярче, хотя казалось, это уже невозможно. Даже пыльный вонючий воздух делался чище в этом свечении…
Мир очищался. Хоть немного. И разрыв в ткани мироздания делался все уже. Нет, Индирану больше не казалось — разрыв вправду сужался, делался все короче, и воздух снова дрожал вокруг него, прозрачными клубами сталкивая края разрыва друг с другом, исцеляя, очищая…
Темнота взвыла на разных языках. Ты пожалеешь, отродье эльфийской ведьмы, слышалось там. Ты пожалеешь, отродье проклятого рода. Ты всегда будешь жалеть, жалкая женщина, и лезть к недостижимому. Вы все пожалеете, когда я вернусь.
У Индирана сводило от боли руку, голова закружилась. Как во сне, он видел срастающиеся края разрыва, и как они поглощали последние клочья темноты.
А потом эльф рухнул, где стоял, выпуская Сильмарилл из обожженной до мяса руки, и Камень покатился к трещине, переливаясь и приглушая свет.