Индивидуальный подход

***

Грязное окно, занавешенное дымом, было открыто. На стекле кто-то нацарапал: «Мы все умрем». Наверное, этот кто-то считал себя остроумным, а может, он просто был Подольским. Подольский вообще больной на всю голову, никто не знает, чего от него ждать. Ему бы сапером работать. Или физиком-ядерщиком: такое изобретет, Штаты поседеют от зависти. Но он предпочитает просиживать штаны в универе, слушать лекции про то, как правильно вытирать сопли грудничкам. Педиатр он будущий.

Когда мы были маленькими,

На последней странице был нарисован открытый шкаф с вещами. Распахнутые дверцы напоминали раззявленный рот, а тряпки, неаккуратно висевшие на «плечиках», притворялись худющими людьми, которые спрятались от кого-то, затаились. Коробки валялись на дне в беспорядке, будто набросанные в спешке. Обычный шкаф, одним словом, правда у нас в квартире такого никогда не было, у нас стоял старый трехстворчатый с полками и антресолями.

«Найди, что не так в этом шкафу», – гласило задание.

Беспорядок, сказала бы мама. Мы с Подольским смотрели, не видели, залезли в ответы, а там черным по белому: «В шкафу кто-то стоит».

И все, больше ничего, всего четыре слова. Бросились проверять. Ну точно, стоит, просветов-то нет, хотя должны быть. Человек прятался за плащами и кофтами, прикрывался коробками и наверняка надел на голову шляпу, чтобы никто его не нашел. Прикинулся манекеном, а мы и не заметили. Я помню тот рисунок до сих пор и иногда, когда остаюсь дома один, на всякий случай, заглядываю в шкаф – в совсем другой шкаф-купе, не тот, что стоял в родительской квартире, и не тот, что был на рисунке. Естественно там каждый раз пусто. Тогда я иду на кухню и достаю пиво, чтобы выпить его в одиночку.

Когда приходят гости, шкаф обязательно превращается в свалку – ну, куртки там, пиджаки, кардиганы, все туда летит без разбора.

– В твоем шкафу можно спрятать национальные сокровища, и никакая полиция не найдет, – протянула Ленка, плюхаясь на диван и вытягивая ноги. Волосы она недавно заплела в сотни косичек, и порой мне мерещится, что Ленка таскает на голове червей.

Ленка учится в технаре на дизайнера, правда рисовать не умеет, но кого это волнует? К тому же, на учебе она не появлялась с сентября, и, учитывая, что сейчас январь, дизайнер из нее получится хреновый.

– Подольский, сука, ты опять изгадил стекло?!

О, а это Никита, который всегда переживает за мою хату больше, чем я сам.

– Подольский, сука, хватит жрать, иди отмывай.

– Это не я.

Порой я думаю, что Подольский – робот, он не реагирует на крики, оскорбления и обвинения. Ему насрать на окружающих и их проблемы, на его лице всегда одно и то же выражение, и даже если комната перевернется вверх тормашками, Подольский будет ходить по потолку и глазом не моргнет, обнаружив унитаз над головой.

Никита его не любит, но Подольский мой друг детства, одни ползунки на двоих и все дела, так что куда его денешь? К тому же, Подольский умный и не жадный, у него всегда можно перехватить рублей до стипендии и не отдавать месяца два. Красота.

Комната, несмотря на открытые окна, раскалилась добела. Сигаретный дым скручивался в кольца, оседал на подоконнике серой пленкой и забивался в нос. Я не чувствовал ничего, кроме запаха табака; музыка, орущая из колонок, затыкала мне уши и завязывала извилины в мозгу узлом. Рубашка промокла насквозь, будто я был пропитанной потом губкой.

– Сегодня обещают магнитные бури, – объявил Подольский, появляясь в спальне подобно привидению. В руках он держал ноутбук и кота. – У Васьки усы закрутились, значит, будут бури, я давно заметил.

Катрин хихикнула, Ленка прикрыла глаза рукой, а Никита чуть не уронил бутылку с пивом:

– Блин, Подольский, сука, кончай прикалываться, у тебя гугл в руках, а ты по усам погоду предсказываешь, совсем того?

Никита тоже будет медиком, как и Подольский (только у него специальность другая), а вечерами он подрабатывает ведущим на радио. Говорит без умолку, гостей в эфире перебивает, в микрофон матерится, но слушатели его любят, а потому любит и начальство. Никита – это такой радийный бренд, благодаря которому станцию прозвали «Нецензурная волна». Когда-нибудь, спустя много лет, он будет резать мой труп, ковыряться в кишках и вести прямой репортаж из анатомички.

Патологоанатомом будет наш Никита.

– Подольский, сука, ты меня лучше не выводи. Вот тебе… – он поковырялся в карманах, выудил мятую пятидесятирублевку и протянул Подольскому. – Вот тебе деньги, купи всем по пиву, чипсы, а на сдачу ни в чем себе не отказывай.

– Э-э…

– Ну что еще? – раздраженный Никита даже забыл добавить «сука».

– Мы все умрем, – задумчиво прочел Подольский на стекле, посмотрел на Ваську, его усы, перевел взгляд на ноутбук. Казалось, он не мог решить, с чем будет обиднее расставаться после смерти – котом или компьютером.

– Иди давай, – закатила глаза Ленка и затушила сигарету о подлокотник кресла. Никита протестующее пискнул, но в это время Подольский опустил Ваську на пол и тут же, неловко повернувшись, наступил ему на хвост. Поднявшийся визг заглушил шум грузовика под окном, не говоря уже о голосе Никиты.

– И без бухла не возвращайся, – напутствовала Подольского Катрин.

А вообще ее Катя зовут, но она хочет выйти замуж за иностранца и уже примеряет новое имечко. Катя у нас будет дурой. Ей для этого даже учиться не надо.

***

Подольский вернулся через полчаса. Пиво принес и чипсы, а еще притащил ведерко картошки – пророщенной, подгнившей местами, мелкой. Наверное, на сдачу купил.

– Бабушка у метро продавала, – пояснил он, будто бы извиняясь, – пришлось взять.

– Это тебе закусить, – Ленка запустила руку в ведро, потрогала картофелину и брезгливо поморщилась. – Так вот чего говорю! – вернулась она к разговору. – Меня отец один раз случайно в ванной запер, а выключатель-то снаружи…