Индия: беспредельная мудрость
Шрифт:
В различных законодательных текстах можно обнаружить рекомендации относительно внешних признаков партнеров, вступающих в брак. Так, в «Законах Ману» говорится, что «не следует брать в жены девушку рыжую, имеющую лишний член, болезненную, безволосую, слишком волосатую, болтливую, красноглазую. Пусть не женится на девушке, носящей имя созвездия, дерева, реки, низшей касты, горы, птицы, змеи, слуги или устаревшее имя. Надо брать в жены женщину, свободную от телесных недостатков, имеющую приятное имя, походку лебедя или слона, нежные волосы на теле и голове, красивые зубы, нежные члены». Невеста должны быть девственницей, то есть целомудренной и не бывшей ранее замужем, в особенности вдовой, хотя древние тексты допускают для женщины возможность вступить в повторный брак; со временем повторный брак для женщин из высших каст был запрещен. Соответствующие требования предъявлялись и к жениху: «Жених пусть обладает такими же достоинствами, что и невеста, из той же варны, будет ученым брахманом, тщательно проверенным в отношении его мужества (то есть может ли он быть отцом), молодым, понятливым и любезным людям».
После помолвки устанавливали день, благоприятный для свадебной церемонии, которая в Индии, стране удивительной преемственности традиций, претерпела незначительные изменения с древних времен. Трудно представить себе более крупномасштабное мероприятие, чем индийская свадьба. «Браки у индусов – вещь сложная, – пишет Махатма Ганди. – Очень часто затраты на брачные обряды разоряют родителей жениха и невесты. Они теряют состояние и уйму времени. Месяцы уходят на изготовление одежды и украшений, на добывание денег для обедов. Один старается перещеголять другого числом и разнообразием предлагаемых блюд. Женщины, обладающие красивым голосом и безголосые, поют, не давая покоя соседям, до хрипоты, иногда даже заболевают. Соседи относятся ко всему этому шуму и гаму, ко всей грязи, остающейся после пиршества, совершенно спокойно, потому что знают, что придет время, и они будут вести себя подобным же образом».
В день свадьбы жених, украшенный цветочными гирляндами, в белой одежде направлялся с друзьями и родственниками в дом невесты, где ее отец встречал его мадхупаркой, то есть медовым напитком, что было первым знаком уважения к будущему зятю со стороны тестя. Отец жениха преподносил невесте благовония, цветочную гирлянду, украшения и т. п., после чего совершались разнообразные и многочисленные обрядовые действия, среди
Не только каждый шаг, предшествующий свадьбе, сопровождался множеством правил, запретов и ритуальных предписаний, но даже и после свадебной церемонии будущие юные супруги не спешили познавать друг друга. За свадьбой следовала так называемая триратраврата, то есть трехдневное воздержание. И хотя сейчас нет ограничений для брачной пары, в прежние времена представители высших каст следовали установлению, выраженному в одном из авторитетных текстов: «В течение трех суток пусть не едят соленой пищи, пусть спят на земле, пусть воздерживаются от половых сношений в течение года, 12 дней или шести ночей или, по крайней мере, трех ночей». Объясняется это тем, что соленая пища у индийцев всегда ассоциировалась с половыми сношениями, вот почему она была запрещена. Молодым рекомендовалось также молчать в течение некоторого времени. Цель всех этих запретительных мер самая благая: уберечь молодых от любых злонамеренных сил, которые особенно активно ведут себе во время их перехода в новое, супружеское состояние.
По окончании обета молодые, надев украшения, ложились на ложе, а между ними клали палку из дерева удумбара, намазанную сандаловой пастой и покрытую тканью. Палка изображала небожителя Вишвавасу. Пара удалялась в празднично украшенное помещение и, совершив жертвоприношение, читала стих, в котором просила Вишвавасу подняться с их постели, посмотреть на нежную девушку, которая нуждается в его помощи, и оставить ее, невесту, будущему мужу, позволив им соединиться. Умиротворив Вишвавасу этой просьбой, его деликатно изгоняли: «Удались и найди не достигшую зрелости девушку, которая еще живет в доме отца». Над экзотичностью обряда можно и посмеяться, но лучше увидеть в нем полезный психотерапевтический смысл.
И только после этого «муж должен ласково обратиться к жене, чтобы внушить ей доверие». Ватсьяяна учит, что не следует нарушать обет воздержания, пока не завоевано ее доверие, и только тогда можно приблизиться к ней, «ибо женщины нежны, как цветы, и предпочитают, чтобы их завоевывали нежностью. Если женщина вынуждена подчиниться грубому насилию со стороны мужчины, еще не заслужившего ее доверия, у нее возникнет отвращение к половым сношениям… она может возненавидеть весь мужской пол либо только мужа, и тогда обратиться к другому».
Мудрец Ватсьяяна, которому приписываются эти слова, – автор одного из древнейших трактатов о любви «Камасутры», созданного в первые века нашей эры. Возможно, давая советы молодоженам, мудрец следовал божественному примеру, описанному в одном из древних текстов: боги Шива и Парвати уединились после свадьбы в прекрасном дворце посреди цветущей долины. Шива видел смущение молодой жены и постепенно приучал ее к себе. Играючи, он украшал ее цветочными гирляндами, нежно прикасаясь к ней, снимал серьги и кольца, а потом снова надевал их, шептал ласковые слова, драгоценными мазями рисовал на ее теле знаки, лаская ее. А то вдруг исчезал, а когда она начинала искать его, оказывался рядом и крепко обнимал ее…
Современные ортодоксальные индусы на севере Индии (и представители некоторых высших каст юга), как и в древности, считают, что вся полнота таинства брака изливается на жениха и невесту в тот момент, когда они под чтение священных мантр делают седьмой и последний шаг, обходя брачный огонь. В «Законах Ману» утверждается: «Брачные мантры – определяющее свидетельство замужества, но действенность их признается только после седьмого шага». Даже если муж умрет тотчас же после свершения этого седьмого шага, жена его, не утратив физиологической девственности, будет считаться вдовой до конца своих дней.
На юге же центральным актом брачного ритуала является завязывание тали, которое жених надевает на шею жены, – брачного ожерелья, служащего знаком статуса замужней женщины и представляющего собой желтую нить с золотой или серебряной подвеской; иногда она помещается среди бусин или других украшений.
Пластинка на тали часто выполняется в форме листа священного дерева ашваттха (Ficus religiosa). Он ассоциируется с мужской производительной силой и плодородием и, как верят индусы, дарует детей бесплодным женщинам и предотвращает болезни (достаточно отметить, что в символическом браке деревьев ашваттхе, как правило, отводится мужская роль). Тали имеет явные фаллические ассоциации, которые иногда подчеркиваются изображением на пластинке фаллического символа. Как украшение-символ тали сохраняет и древние ассоциации с мужской отвагой и доблестью, которые, впрочем, выявляются не вполне отчетливо по некоторым упоминаниям в ранних текстах.
Важная роль брачного ожерелья в жизни индийской женщины не исчерпывается свадебным ритуалом. И дальше в ее жизни оно служит своеобразной «идиомой социального и культурного контроля». Владелец тали, муж, завязывая свадебное ожерелье на шее жены, приобщает ее к своему роду, семье, линиджу и т. д., то есть делит с ней свою социальную, культурную и ритуальную идентификацию. Считается, что отныне они становятся едины телом, душой и мыслями. Натренированному глазу, умеющему читать язык вещей, тали может многое «рассказать» о человеке, завязавшем брачное ожерелье на шее своей суженой, о его кастовой принадлежности, религиозной секте и о многом другом.
Тали – не только символ статуса замужней женщины, но и знак женской магической защиты, под которой находится муж, то есть своеобразный амулет. Таким образом, тали – не обычное ювелирное украшение, а важнейший и символически насыщенный атрибут статуса замужней женщины, в числе прочего указывающий и на ее энергетическое состояние.
В зависимости от него и от брачной позиции выделяются шесть женских статусов. К первому относятся юные незамужние девушки с неустойчивым и капризным характером энергии, именуемые по-тамильски канни. В жизни и после смерти они соотносятся с определенным классом женских божеств-матерей. Следующий статус – незамужней женщины-матери – отличается неблагоприятным и потенциально вредоносным характером энергии. После смерти такая женщина, по поверьям, может превратиться в блуждающего духа, способного чинить препятствия людям. Третий статус – замужней женщины-сумангали – считается наиболее благостным и милосердным. После смерти, как и при жизни, такая женщина приравнивается к богине удачи и процветания Лакшми, и в посмертном существовании продолжая благословлять свою семью и приносить ей благоденствие. Четвертый статус – бесплодная женщина-малади – имеет потенциально вредоносную и крайне неблагоприятную для окружающих энергию, которая и после смерти может вредить всякому плодородию во всех сферах жизни. Пятый статус отведен женщине, умершей во время беременности или при рождении ребенка – она считается носительницей чрезвычайно вредоносной энергии, опасной для беременных женщин и рожениц. Последний, вдовий, статус рассматривается как самое плохое состояние для женщины, которая характеризуется как «самая неблагоприятная из всех неблагоприятных вещей».
Таким образом, жена, женщина как носительница особой энергии имеет и специфический онтологический статус, соотносясь с мифическим миром, в котором она по характеру энергии приравнивается к разным существам – от могущественной богини до блуждающего духа-демона. Замужняя женщина в этом ряду – самая могущественная, и статус замужней женщины и матери считается идеальным не столько по своим биологическим и социальным характеристикам, хотя они и немаловажны, сколько потому, что он означает тот способ существования женщины, который связан с максимальным проявлением ее творческой энергии. Положение жены позволяет женщине осуществить наиболее важную ее функцию – материнство. Дар материнства – это дар богам и предкам, выковывающий очередное звено в цепи родственных отношений, которые связывают предков и потомков. Поэтому в обретении состояния материнства индийцы видят некий сверхприродный момент, а состояние беременности расценивают как особую форму подвижничества.
Для укрепления и продления статуса замужней женщины дравидские женщины совершают так называемые ритуалы нонбу – церемонию укрепления и обновления женской энергии, что возможно лишь при условии долгой жизни супруга. Обычно эти церемонии женщины устраивают без участия мужчин, за исключением одной, Варалакшми-нонбу, где пуджу (обряд почитания богини) проводит специально приглашенный жрец-мужчина. Вообще же мужчинам запрещено видеть нонбу даже краешком глаза под страхом ослепнуть. Женщины устраивают нонбу индивидуально или группами, а кроме того, каждая женщина может устроить церемонию как бы в пользу своей подруги, если та по какой-либо причине не может сделать этого сама. Особенно часто прибегают к такого рода церемониям женщины тех каст, где их судьба «лимитирована» одним мужем.
Одна из самых известных разновидностей нонбу носит имя Савитри, легендарной героини «Махабхараты», которая своей жертвенной любовью и подвижничеством спасла мужа от смерти, покорив своей преданностью даже всесильного и неумолимого бога смерти Яму. Эта церемония популярна во всей Индии, но различается локальными вариантами. Особый интерес представляет церемония Варалакшми-нонбу. Ее сценарий как бы повторяет основные моменты жизненного цикла женщины, которые проигрываются в процедурах, символически «выполняемых» богиней счастья, удачи и процветания Лакшми. В первый день церемонии богиня «возвращается» в родной дом и совершается пуджа – обряд ее почитания. Завершающей процедурой обряда является завязывание вокруг запястья женщины желтой нити с девятью узлами, которая воспринимается как символический заменитель тали. Эти девять узлов считаются эквивалентами девяти нитей, из которых сплетен тройной священный шнур – знак статуса «дваждырожденных» мужчин высших каст, надеваемый на них во время инициации. В следующие дни богиня символически «живет» как юная дочь Лакшми, которую кормят, за которой ухаживают, которая растет, становится взрослой и, наконец, «выходит замуж» в домашнем хранилище для риса, после чего ее «отправляют» в дом к мужу с приглашением вернуться к празднику урожая.В разных деталях обряда транслированы глубинные магико-онтологические представления о тождестве женщины и земли, неразрывно связанные с широким кругом идей плодородия, изобилия и блага. Они как бы задают всей церемонии космический, универсальный характер, вообще свойственный традиционному индуизму, когда ценности человеческой жизни и человеческих взаимоотношений раскрываются на фоне космического, природного контекста. Считается, что на этой тайной женской церемонии женщины приобщаются к знаниям о жизни и смерти, и их роль сводится к посредничеству между миром живых и мертвых. Именно они, женщины, постигают глубокую и тайную связь между огнем кремационного костра, огнем домашнего очага и огнем страстного желания, соединяющего супругов. По словам самих женщин, во время нонбу они «едят смерть», а значит, способствуют процветанию жизни и благополучию своей семьи.
Илл. 114. Мать с ребенком. Рельеф из Северной Бенгалии, XI в.
Центральной темой всех церемоний нонбу, устраиваемых женщинами, является осознание ими необходимости придать созидательный характер своей творческой энергии, столь необходимой для полноценной жизни мужчин, связанных с ними брачными узами. Эта тема формирует не только слова, жесты и действия церемонии, но и запреты, связанные с тали. Так, две женщины не могут одновременно показывать друг другу свои тали или держать их напротив друг друга, так как они считают, что одно тали может осквернить другое, сделать его ритуально нечистым, отвести от него удачу. Тали будет осквернено и в том случае, если женщина, которая его носит, не ухаживает за ним надлежащим образом, не натирает его ежедневно куркумовой пастой, допускает, чтобы нить обтрепалась, не меняет ее в благоприятные дни, самым лучшим из которых считается свадьба богини Минакши.
Индийские женщины верят в почти безграничные возможности тали как сильного магического средства. С его помощью они могут не только отвести от мужа беду, но и наоборот, навлечь на него неприятности, болезни и даже смерть. Если тали случайно порвется, то это расценивается женщиной как верная примета плохих перемен в судьбе супруга, а значит, и в ее собственной. Индийские женщины незыблемо верят, что, выражаясь метафорически, они носят судьбу своего мужа на шее. Именно поэтому они прилагают все усилия, чтобы «держать свои тали крепкими» – идиоматическое выражение, обозначающее прочность не столько физическую, сколько символическую, которая подразумевает прежде всего прочность брачных уз. Такова индуистская семья, невидимой, но прочной основой которой служит женская энергия.
Воссоздать некий усредненный портрет индийской семьи сложно: множество местных и социальных различий размывает его четкие линии. «Нужно долго приспосабливаться к семье, – писал К.-Г. Юнг, – чтобы узнать, как разговаривать и как вести себя в то время, когда 20 или 30 ее членов во главе с бабушкой толкутся вместе в небольшом доме». Для индуистского стандарта семьи в Северной Индии больше характерен патриархальный авторитет старшего мужчины, главы семьи, до некоторой степени являющего собой аналогию отцу древнеримской семьи. Женщина в такой семье должна беспрекословно подчиняться мужу: он является для нее средоточием всего мира. Сама же она имеет цену главным образом как реальная или потенциальная мать сына. Это положение не только санкционировано авторитетом древних священных писаний, но и закреплено кастовыми и иными предрассудками.
Этому стереотипу соответствуют и семьи некоторых крупных южноиндийских народов, но общая картина соотношения ролей в этих семьях чаще иная. Женщина здесь, как правило, пользуется большим авторитетом, она более свободна и самостоятельна в решении немалого круга вопросов, и бразды истинного правления в семье принадлежат именно ей. «Нет женщины – нет дома», – гласит тамильская пословица. Действительно, семья и дом – почти безраздельная вотчина женщины, «владычицы дома». И хотя во внесемейном общении она может держаться особняком и демонстрировать внешние признаки почтительности к мужу, роль ее в семье по этим признакам нельзя недооценивать. К.-Г. Юнг, основываясь на собственных наблюдениях, писал: «Мягкость, присущая индийцам, свидетельствует о сильном женском (скорее всего, материнском) влиянии в семье. Это, пожалуй, стиль, основанный на старых, матриархальных традициях. Образованный индиец – обязательно хороший сын, с почтением относящийся к своей матери, а значит знающий, как ему следует поступать. Очень похожее впечатление производят и женщины. Они демонстрируют изысканный и замечательный тип скромности и деликатности, который в то же время дает почувствовать, что перед вами человек с высокой культурой и хорошо социально приспособленный. В их голосе нет жесткости или претенциозности, ничего мужского или резкого. Они выгодно отличаются от некоторых известных мне европейских женщин, чей напряженный, пронзительный, искусственный голос выдает их неестественность».
На юге Индии нередко социальный и ритуальный статус матери в семье выше, чем статус отца. В тех областях и тех социальных слоях, где сильны матриархальные пережитки, наибольшим авторитетом и весом в вопросах воспитания детей пользуется не отец ребенка, а брат матери. Именно женщины являются хранительницами традиционных знаний и преданий, связанных с семьей, родом и кастой. Нередко женщины разделяют со своими мужьями ответственность за добывание средств к жизни, заботу о благополучии семьи и ее престиже. Южноиндийские женщины практически не знали института детских и принудительных браков и затворничества. Особенно большой свободой и независимостью, часто шокировавшей христианских миссионеров, пользовались женщины малых дравидских народов.
Разумеется, наше время вносит изменения в жизнь даже такого традиционного института, как индийская семья. Индийская женщина, стремясь оставаться идеальной женой, все активнее включается в жизнь, лежащую за пределами дома и семьи. Разрушается и канон классического ритуала бракосочетания. Это неизбежно, но вызывает некоторую грусть: не только потому, что за многими его процедурами стоит выверенное жизнью многих поколений отношение к действительности, но и потому, что подобные ритуалы украшают жизнь и вносят разнообразие в суету повседневности, а заодно и помогают снять стрессы, полученные в этой суете.Искусство наслаждения
Европейцы нередко связывают свои знания о восточной эротологии в первую очередь с Индией, и это не случайно: «наука страсти нежной» с древнейших времен обладала там высоким статусом, а любовные представления индийцев подробнейшим образом запечатлены не только во многих литературных жанрах и видах изобразительного искусства, но и в специальных трактатах.
Один из самых известных среди них, «Камасутра», был создан в Индии еще в первые века нашей эры мудрецом по имени Ватсьяяна. Он видел себя последним звеном, сохранившим первоначальное учение, некогда преподанное богом Праджапати и содержащее собрание предписаний в 100 тысяч глав, а затем поднесенное Шиве его слугой быком Нандином и постепенно сокращенное другими учителями, – так утверждался божественный авторитет «Камасутры». В соответствии с древней индуистской традицией всю сферу любовных отношений он органически вписал как неотъемлемую часть в общую совокупность правил, определяемых четырьмя главными жизненными правилами, о которых уже говорилось: дхармой, то есть праведностью и религиозными обязанностями, артхой, то есть пользой и материальными ценностями, мокшей, то есть освобождением от уз сансарного бытия, и камой. Человеку следует стремиться «к трем целям, распределяя между ними время и сочетая их так, чтобы одна не вредила другой. В детстве – приобретение знаний и другие дела артхи. В молодости – кама. В старости – дхарма и мокша».
«Камасутра» была написана для искушенных в любви горожан и советовала им никогда не отделять стремления к собственному удовольствию от чувств и желаний партнера и считаться с ними, как со своими собственными.
Для индийцев чувственное желание кама – не только плотское влечение к противоположному полу или собственное стремление к телесному наслаждению, но еще и чувствительная восприимчивость к проявлению чувств другого, способность эротического сопереживания и умение оценить глубину своего наслаждения.
Ватсьяяна, стараясь помочь мужчинам и женщинам как можно полнее реализовать себя в этой важнейшей сфере жизни, изложил в своей книге древнюю науку любви – камашастру, давая в виде кратких изречений детальные предписания и наставления в сложном и прекрасном искусстве любви.
Она адресована мужчинам и женщинам, юным и зрелым, ожидающим брака и живущим после свадьбы. В книге несколько разделов: один из них посвящен разным приемам любовной игры, другие касаются общения с разными типами женщин. Удивительно, что такая книга написана брахманом, который не только систематизировал, говоря нашими словами, способы прелюбодеяния, но и приемы обольщения чужих мужей и жен, а также досконально расписал образ жизни гетеры, умело советуя ей, как отделаться от обедневшего или опостылевшего любовника и завоевать богатого, перечислив при этом те 64 искусства, которые она должна знать, дабы в тонкостях постичь искусство наслаждения.
Помимо разнообразных искусств интимного общения, есть еще 64 вспомогательных искусства: умение петь и играть на музыкальных инструментах, танцевать, рисовать, составлять букеты, показывать фокусы, готовить разнообразную еду и напитки, делать прическу, одеваться, носить драгоценности, загадывать загадки, заниматься стихотворными забавами, знать языки, читать наизусть стихи, знать поэтические приемы, науку о воспитании, иметь представление о плотницком и о столярном деле, а также знать архитектуру и многое другое. Публичная женщина, владеющая этими искусствами, а также красотой, добронравием и другими достоинствами, «обретет название куртизанки и высокое положение в обществе», а супруга подчинит своей власти мужа, «даже если в его гареме тысяча жен». Благодаря этим наукам любая женщина «может жить счастливо и в разлуке с мужем, попав в беду, и даже в чужой стране». Словом, овладение этими искусствами «приносит счастье, но решение – применять их или нет – зависит от обстоятельств места и времени».
В «Камасутре» в полной мере проявилась присущая индийцам терпимость к другому: да и ритуал выбора невесты досконально разработан, и дхармы девушки, невесты и жены, и требование соблюдения ритуальной чистоты в браке. Бесспорно, каждый человек должен соблюдать предписанную ему дхарму, но если уж случилось ему оказаться на другом уровне существования, то что же делать; ведь и это тоже угодно Богу, и потому пусть брахманка свято блюдет законы своей касты, не нарушая заповедей, а куртизанка, дома которой нередко были центрами утонченной городской кульутры, пусть постигает тонкости камашастры, предаваясь изысканным наслаждениям.
Невозможно усомниться в том, что «Камасутра» – серьезный и основательный научный трактат. В индийской культуре вообще любой вид человеческой деятельности рано или поздно становился объектом организованного знания и вводился в теоретические параметры; не избежала этой участи и эротика. Любовные игры подразделяются на множество видов и подробно классифицируются; приводятся детальные перечни различных видов объятий, поцелуев, поз, любовных чар, заклинаний, медицинских средств и т. п. Одних только поцелуев, например, насчитывается не менее 16 тысяч видов, причем объятия, поцелуи и другие ласки должны осуществляться в определенной последовательности. «Камасутра» предусматривает общение мужчины с девочкой, девушкой, молодой женой, единственной женой, старшей или младшей женой, разведенной, вышедшей замуж вторично, чужой женой, любовницей, куртизанкой, то есть с женщинами ничьими, своими, чужими и общими. Указаны и основные женские типы в соответствии с возрастом, натурой, темпераментом, а также приведены качества партнеров, определяющие их эротическую совместимость. Изложены в ней и правила общения влюбленных на пути к физической близости, во время и после нее. Нельзя не восхититься сочетанию редкой скрупулезности с тонким психологизмом и глубоким проникновением в чувства партнеров, и в особенности в женские переживания, в механизм любовных эмоций. «Камасутра» учила языку деликатной и трепетной интимности и нежной игривости. Женщине и мужчине предалагались свои, непохожие и не дублирующие друг друга, роли: иначе и быть не могло!
Женщина, не постигшая основы камашастры, не могла считаться по-настоящему образованной: знание любовной науки было обязательным. А если она к тому же красиво одевалась, умело пользовалась косметикой и носила хорошо подобранные украшения, то могла почти приблизиться к идеалу. Кстати, в Индии, как и в других странах Востока, для женщин считалось неприличным появиться на людях без украшений. Афанасий Никитин удивлялся, что в Индии «жонки все нагы, только на гузне фота… да на шиях жемчюг, много яхонтов, да на руках обручи да перстыни златы». Действительно странно: голы, но в драгоценных каменьях. Во все времена индийские женщины сверкали золотом, жемчугами и драгоценными каменьями (которые являлись больше чем украшениями, они были оберегами), благоухали ароматными притираниями и облачались в нежные шелка и цветочные гирлянды. В таком красивом убранстве они не только выходили в свет, но и являлись перед возлюбленными в ночь любви. «Множество украшений, различные цветы и притирания, одежда, сияющая разными красками, – таков наряд ее для любовной встречи»: этому предписанию индийские женщины старались следовать неукоснительно. Женщина была нежной, как цветок, и выглядела красивой, как цветок.