Индийская страсть
Шрифт:
Однажды утром, воспользовавшись тем, что Анита с раджей отправились в Биарриц и оставили ребенка на ее попечение, донья Канделярия взяла его на руки и, не говоря ни слова ни Далиме, ни дону Анхелю, отправилась с ним погулять. Не тратя времени зря, она зашла в собор Парижской Богоматери. «В два счета, — как писала Анита в своем дневнике, — без вступлений и молитв, она окрестила своего внука в той емкости со святой водой, что стояла у входа».
Когда они вернулись из Биаррица, донья Канделярия сказала дочери, что та теперь может спать спокойно, поскольку Аджит спасен как христианин. Выслушав подробности того, что сделала мать, Анита испугалась.
— Мама… Ради Бога! Что будет,
— Я не сделала ничего плохого.
— Если Джагатджит узнает, он сильно рассердится.
— Ну что ты, я не думаю, что немного святой воды может причинить вред сикху.
— Ты должна пообещать мне, что рта не раскроешь… Не говори ни папе, ни Виктории.
— А почему кто-то должен узнать, дочка? Я тебе обещаю.
После некоторого молчания Анита пристально посмотрела на мать, как будто хотела что-то спросить у нее и не решалась.
— Послушай… а как ты его назвала? — распираемая любопытством, произнесла она после паузы.
— Анхель, как и его деда. На всякий случай, чтобы ты знала.
Для Аниты Биарриц стал сценой еще одного неприятного инцидента с англичанами. Из-за кем-то допущенной протокольной ошибки гостиничные номера, в которых они расположились в Hotel de Palais, находились рядом с апартаментами короля Англии, Эдварда VII. Похоже, монарх был не очень щепетилен в данном вопросе и не сделал никакого замечания по этому поводу, но его адъютанты стали энергично протестовать, явившись к администрации отеля. Какой скандал — соседствовать с раджей, который сожительствует с испанской танцовщицей!
Анекдотичная ситуация превратилась в комедию для знатных дам и членов свиты. Но с другой стороны, люди, которые буквально изливали яд, немели от восхищения перед этой четой, вызывавшей неизменное любопытство везде, где она появлялась. Он — с брошью из трех тысяч бриллиантов и жемчужинами на складках тюрбана, и она — великолепная в своем роскошном сари с изумрудным полумесяцем на лбу. Оба настолько свободно вели себя в обществе, что казалось, будто они рождены для этого. Анита, с легкостью общавшаяся с незнакомыми людьми, поражала всех; кроме того, она обладала таинственным талантом быть понятой на любом языке, с кем угодно и где угодно. Никто уже не удивлялся тому, что фотографы и репортеры, словно охотничьи собаки, были начеку и следили за каждым ее движением.
Прежде чем отправиться в Лондон, чтобы затем отплыть обратно в Бомбей, Анита передала своей матери большой тяжелый пакет, завернутый в подарочную бумагу.
— Мама, я хочу, чтобы ты отвезла это в Малагу. Это обещание, которое я дала Деве Марии Победоносной, которая спасла меня во время родов.
Когда донья Канделярия развернула его, она не удержалась и восторженно ахнула: накидка Богородицы, расшитая драгоценными камнями, была настоящим произведением искусства.
— Работникам мастерских на улице Мира в Париже потребовалось больше года, чтобы создать это. Мама, объясни епископу, что это приношение я делаю моим землякам и Богородице. Во время своего праздника она должна быть самой нарядной в Испании.
Прощание, как всегда, было грустным. Анита не знала, сможет ли она приехать в Европу в следующем году. Она забрала с собой книги — «Историю Испании» и «Дон Кихота», которые родители по ее просьбе привезли из Мадрида. Анита не скрывала, что очень тоскует по Мадриду, Малаге и своим друзьям, а также по запахам, цветам и звукам Испании. По своим корням. Чувствуя, что в этот момент переживает ее дочь, донья Канделярия сказала:
— Да, конечно. — И поспешила перевести разговор на другую тему, спросив: — Ты знаешь, что Ансельмо Ньето женился?
Эта новость слегка кольнула Аниту в сердце. Ансельмо, художник с внешностью тореадора, вечный воздыхатель, устал ждать ее. Что ж, его поступок вполне объясним, но Аните хотелось бы думать, что кто-то вдалеке умирал от любви к ней. Женское тщеславие не давало ей выбросить эти мысли из головы, хотя она и называла себя эгоисткой.
— Его жену зовут Кармен, — продолжала донья Канделярия, — и у них недавно родилась дочь. Он вернулся из Парижа вскоре после того, как ты уехала в Индию. У него неплохо идут дела, он участвует во многих выставках с группой молодых людей, которые называют себя «независимыми».
— Я рада, что у него все хорошо, — ответила Анита с ноткой грусти в голосе, свидетельствующей скорее об ущемленном честолюбии, чем о боли от потери человека, который для нее был всего лишь иллюзией. Никому не нравится терять претендента.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Колесо кармы вертится для всех
29
Пристрастие раджи к роскоши становилось все сильнее, как будто он хотел компенсировать незначительную площадь своего государства все большей и большей помпезностью. К голубому тюрбану, в котором красовались его гвардейцы, облаченные в темно-синие мундиры с серебристыми отворотами, он приказал добавить красный помпон в честь французских моряков. С помпоном, болтавшимся на тюрбанах, достойные сикхские гвардейцы эскортировали экипаж, который вез только что вернувшуюся из Европы чету по улицам Капурталы. Толпа восторженно приветствовала их, а в центре города скопление людей, борющихся за право выразить свое почтение принцу и его супруге, было таким большим, что процессия вынуждена была несколько раз останавливаться. Раджа учредил некий ритуал: каждый раз, возвращаясь из поездки, он проезжал по основным храмам сикхов, индусов и мусульман, чтобы поблагодарить богов за счастье вернуться на родину и восстановить связь со своим народом.
Вскоре эскорт удалился от города и отправился в более возвышенную часть Капурталы, пока не доехал до ограды нового дворца L’Elysee, который отныне и впредь стал резиденцией раджи. Вдоль проезда к парадному портику, чтобы приветствовать раджу и его жену, стояли выстроенные в два ряда слоны. Кипарисы, газон, тщательно подстриженные кусты, клумбы, полные цветов (за ними ухаживали пятьсот садовников!), уличные фонари из чугуна, балюстрады в стиле эпохи Возрождения и аллегорические статуи, среди которых выделялась статуя тигра, готового к прыжку (творение французского скульптора Куртье), — все это настолько вводило в заблуждение, что на мгновение Анита подумала, уж не остались ли они во Франции.
Обрамленное заснеженными горами, видневшимися на горизонте, величественное здание розового цвета с белыми барельефами по фасаду было мечтой раджи, ставшей реальностью. «Мне удалось перенести кусочек Франции к подножию Гималаев», — с гордостью произнес Джагатджит. С покатой крышей, покрытой шифером, портиком, поддерживаемым парой колонн, и ста восемью комнатами, дворец казался слишком огромным для небольшой Капурталы. Он был пропорционален только тщеславию принца и его желанию соперничать с великими мира сего. Тем не менее придворные приветствовали решение раджи переехать в это здание, расположенное за пределами города, поскольку они были убеждены, что таким образом их господин укрепит ауру своей божественности перед людьми. А вот его недоброжелатели думали наоборот: дворец стал символом неотвратимо растущей пропасти, отделявшей принцев Индии от их подданных.