Индоевропейский язык и индоевропейцы. Часть 1

Иванов Вячеслав Всеволодович

— Минут через пятнадцать меня не станет. Ты должен найти в себе силы…

Поправил Холлю воротник, положил руку на грудь и сказал:

— Земля.

— Что? Что за…

— До всего этого, ваш мир назывался — Земля!

Уловил проблеск понимания. Советник напрягся и тут же расслабился, будто с души упала тяжелая ноша.

Я прикрыл глаза, мама, если ты это видишь, лучше пропустить. Нащупал нужную точку, наставил кончик ножа и резко навалился. Важно не попасть в само сердце, нужно перерезать коронарную артерию. Лезвие вошло как в масло. В глазах вспышка

понимания, боль и облегчение. Кардиогенный шок, тампонада и мгновенная смерть.

Вытащил нож, отсек ладони, дело уже привычное, десяток секунд и запасные части вместе с оружием полетели в дыру. Сам же сказал — «Очень скоро здесь будут». Зачем пятнадцать минут ждать? Дело сделано, теперь надо дергать в темпе вальса.

Подняться с колен не успел, долго собирался. Труп дернулся, поднял голову, руки, повертел перед носом свои культяпки, хрустнул шеей.

Знакомый язвительный голос проскрипел, — Боря, тебе давно говорили, что ты дебил?

— Современник, я рад слышать твой голос.

— Боря, какого нерадивого ты выкинул птомантию псу на хвост?

— Современник, так получилось, рука дрогнула.

Расширенные до нельзя глаза распахнулись еще шире, — Так получилось?

— Если серьезно, Современник, я не обещал во всем следовать твоим правилам.

Интересно наблюдать, как кричит свежий труп. Звуки издает не голосовыми связами, а всем телом, — Каким к нерадивому правилам? Тебе, кусок дебила, выдался уникальный шанс. Никто и никогда в этом мире не открывал птомантию самостоятельно. Никто и никогда! Во всем мире несколько тысяч человек, кто поднял ее на четвертую ступень, не больше сотни тех, кто на пятую. И все они начинали не с нуля. У тебя был такой шанс, а ты его просто просрал.

— Прости, Современник, что я просто испугался. Магические умения здесь для самостоятельного открытия недоступны. Никому и ни в каком виде. Это умения из других миров. У пилигримов монополия на магию, за потерю конкурентного преимущества везде и во все времена шли на любые жертвы. Я просто понял, что, открыв умение сам, буду развиваться в два раза быстрее остальных. Это очень быстро откроется, и мне свернут шею.

— Борис, я слишком хорошо тебя знаю, я не верю, что тебя здесь что-то могло напугать.

— Понимаю, обидно. Но решение осознанное и здравое. Современник, я не верю, что резка кости могла открыться от одного простого перелома. Я не верю, что проклятья можно получить, просто запугивая людей на камеру. Не верю, что серебряная пелена появилась случайно, это так удобно, можно скрыть умение, открытое самостоятельно. Как совпало, что я сейчас стою здесь, на единственном в городе малом алтаре, в котором можно провести диагностику милости? По отдельности случайность, везение, да?

Все вместе — это система. Ты с первого дня вел меня к этому моменту. Вел за руку, как маленького мальчика. Извини, не удержался. Очень люблю расстраивать чужие планы. Плюс, хотелось получить явное доказательство, что каждый мой шаг под контролем.

— Какое доказательство?

— То, что мы сейчас говорим.

Голова приподнялась

выше и начала раскачиваться, — Что ты доказал? Кому? Ты так ничего и не понял, но это больше ничего не значит. Я столько потратил сил и времени. Все напрасно. Теперь придется начинать все заново. Кстати, мне придется убить тебя прямо сейчас.

Буднично так прошептал, будто просто который час сообщил.

— Это логично. Я не занял место, которое ты мне приготовил. Не оправдал доверия, навалил кучу в протянутую ладонь. Не поделишься, к чему все это?

— Слишком много чести, щенок.

Труп раскрыл рот и плюнул мне в лицо. Точнее попытался. Таки два раза не надо меня одним и тем же фокусом. Начало смачного плевка не сложно определить по напряжению некоторых лицевых мышц. За долю секунды опрокинулся навзничь, чувствую, что не успеваю, закрылся ладонями.

Знакомый обжигающий ветер, паника, поднимающаяся с глубины подсознания. Нет, на этот раз все иначе. Жар в ладонях, уже привыкших опускаться в расплавленный металл, можно не обращать внимание. В груди плотный горячий ком, решительность, злость. Вывернул ногу и пнул противника в бок, перекатился от следующего плевка, снова пнул, вкладывая всю силу.

Труп покачнулся, завалился головой в дыру, подрыгал ногами и затих. Нельзя это назвать победой. Просто временная отсрочка. Кажется, у Современника здорово подгорело. Будет он меня теперь на каждом углу подстерегать. Хотя не совсем на каждом, теряющих сознание и свежих трупов надо опасаться. Ага, или специально подготовленных людей, как слуга у портного.

…

Реальность вокруг неуловимо изменилась. Камни под ногами нагрелась, но того, кто каждый день по теплому полу ходил, такой ерундой не удивить. Ладони в воздухе начали отсвечивать, без сварочной маски лучше не смотреть — для жителя мегаполиса, где все вокруг искрит и сверкает, просто ерунда. А вот бабочка, застывшая в воздухе как муха в паутине, уже интересней. Провел рукой сверху, нет паутины, значит мир замер, и похоже только для меня.

Звенящая, просто оглушающая тишина. Холод пробежал вдоль хребта, пропали не только звуки, но и краски. Тело советника растворилось. Прямо над дырой материализовалась полупрозрачная статуя здоровенного мужика с посохом. Только что ничего не было. На секунду отвел взгляд — и вот, здравствуй глюк.

Статуй я в своей жизни повидал немало. Некоторые умели шевелиться, некоторые даже говорить. Но ни одна не смотрела наглым взглядом и не ухмылялась. А ничего, я тоже дебильной рожей могу смотреть.

— Назовись, соискатель.

— Э-э-э, Боря, Борис я. Я не соискатель, я вообще мимо проходил.

Заговорила статуя разными голосами, сначала двумя, потом добавилось еще несколько. Говорить начала сама с собой, перебивать, спорить, переходя в разные тональности.

— Кто свидетельствует?

— Мое имя Себастьян Обескровленный, он принес добровольную жертву, эта земля породила достойного.

— Его не порождала земля, он чужой.

— Он чужой по крови, но един с нами по духу. Я готов поделиться мудростью.